вел и куда приглашал только близких мне людей. Булат читал новые стихи, но гитару в руки долго не брал. Потом повертел ее и отложил в сторону…

– Ты знаешь, с горлом что-то. Видишь, как хриплю. – Действительно, разговаривал он с заметной хрипотцой, но настаивать я не стал, потому что почувствовал какую-то скрытую грусть и озабоченность Булата. Та наша передача имела большой успех. Было много звонков и писем. Через какое-то время я рассказал об этом ажиотаже Булату. Он подробно расспрашивал о письмах телезрителей. И меня это, честно сказать, поразило, потому что Окуджава был настолько известен и любим миллионами поклонников, что еще один успех и несколько десятков писем вроде бы не должны были его волновать. Но таким уж был Булат – не забуревшим и не уставшим от славы – искренним и добрым человеком. А кассета с нашим разговором хранится у меня дома. Иногда я включаю видеомагнитофон, чтобы вновь встретиться с моим «соседом-гитаристом», как он написал мне на одной из своих книг, и пережить те далекие часы нашего общения. И до сих пор стоит у меня перед глазами тихий солнечный день, окрашенный зелеными красками лета, посреди которого на деревянном крыльце одиноко притулился великий «бард всея Руси».

Как не хватает нам всем и нашему тревожному времени Булата Окуджавы! Я грущу по нему, как грустят по близким людям, по ушедшей в прошлое юности, по несбывшимся надеждам…

Прости, Булат, мы остаемся жить,

Приписаны к Арбатскому предместью.

Чтоб без тебя тобою дорожить,

Как дорожил ты совестью и честью.

Из дневника. 1982–1983 годы

В конце декабря 1982 года мы провели три творческих вечера журнала «Юность» в ленинградском Дворце молодежи. Народу битком. Вел это литературное празднество я. Прекрасно выступили Юнна Мориц, Виктория Токарева, Михаил Задорнов, Владимир Рецептер, Вероника Долина. Но наибольший успех по праву достался Булату Окуджаве.

А потом вся компания завалилась в гости к Володе Рецептеру. Ира – его жена – была готова к нашествию и организовала аппетитный стол. Все мы еще не остыли от недавнего общения с нашими читателями, и потому разговор в основном шел вокруг литературы. Булат весело рассказывал о своем общении с коллегами: «Однажды мне случайно пришлось прочесть внутреннюю рецензию на рукопись своего романа, которую написал один знакомый мне писатель. При встречах он всегда был со мною по-дружески очень ласков. А рецензия оказалась гнусной. Рецензент, видимо, не думал, что его откровения придется прочесть автору романа».

И тут все стали вспоминать свои обиды и всякие причудливые истории из личной писательской жизни. Я тоже вспомнил, как поэт А. Преловский, которому издательство «Советский писатель» заказало внутреннюю рецензию на рукопись моей книги лирики «Азарт», умудрился зачеркнуть лучшие мои стихи и «проминусовать» самые дорогие для меня строки. Издательство не согласилось с такой оценкой и заказало вторую рецензию. Ее написал замечательный поэт Анатолий Жигулин. Я был бесконечно благодарен ему за понимание и за все добрые слова, что он высказал в своем отзыве. Книга «Азарт» должна скоро выйти, и я с нетерпением жду ее. (Примечание: тогда я не мог знать, что за сборник стихов «Азарт» я получу в 1985 году Государственную премию СССР.)

Этот вечерний прием у Рецептеров всех нас очень сблизил и еще больше сдружил. Было весело и непринужденно. Времени никто не замечал. Только под утро расстались мы с гостеприимными хозяевами.

На втором вечере я получил из зала анонимную записку, где меня как главного редактора «Юности» упрекали за то, что при всех моих добрых словах об Окуджаве журнал давно не печатает его стихов. Я передал анонимку Булату. И в конце своего выступления он обратился к залу: «Тут пришла записка от неведомого нам искателя правды. Автор винит редакцию в том, что на страницах «Юности» уже давно нет моих стихов. Но, во-первых, я был занят работой над новым романом. И долгое время мне нечего было предложить любимому журналу. А во-вторых, будьте, пожалуйста, к нам внимательнее. Только что вышел свежий номер «Юности» с моими недавно написанными стихами». И он поднял над головой наш журнал…

После вечера все поехали поужинать в один из престижных ресторанов на Невском. И когда в конце трапезы коллеги стали шуршать купюрами, я молча остановил их и тут же на правах главного расплатился за наш ужин.

Увидев это, Булат засмеялся и весело объявил: «А завтра это сделаю я. Вы не думайте, друзья, что если я хожу в простой кроличьей шапке, то уже забыл про наши грузинские традиции…» И он выполнил свою «угрозу» с присущей грузинам широтой. Уже в поезде, сгрудившись в коридоре, мы договорились, что старый Новый год будем встречать все вместе в редакции «Юности».

И 13 января Нового года действительно все встретились в нашем актовом зале. Кроме нас – «ленинградцев» – пришли члены редколлегии и авторы «Юности» – Анатолий Алексин, Аркадий Арканов, Андрей Вознесенский, Фазиль Искандер, Олег Комов, Марк Розовский, Алла Киреева, Станислав Лесневский. Позвонила Белла Ахмадулина, сказала, что собирается к нам, но где-то по дороге потерялась…

Вечер прошел удивительно сердечно. Тосты в основном были юмористические, потому что застолье вел Аркадий Арканов. Мы уже знали, что 1983 год добавил журналу 361 тысячу новых подписчиков. И за них тоже выпили…

«Как Вас не любить нельзя…»

В один из декабрьских дней 1990 года наша съемочная группа прилетела в Париж, чтобы встретиться с Галиной Вишневской и взять у нее интервью. Я позвонил ей из отеля и спросил, как до нее добраться. Она назвала улицу и дом. А на мой вопрос: «Какой номер квартиры?», великая певица ответила с некоторым удивлением и едва заметным вызовом:

– Какая квартира?! Этаж!!! Второй…

В этот момент я почувствовал себя безнадежным совком, разделенным целой эпохой с нашей будущей телегероиней…

Мы выгрузили аппаратуру возле невысокого дома на улице Жорж Мандель и всей оравой поднялись на второй этаж.

Галина Павловна ждала нас. Она была приветлива и очень красива. И даже в домашней обстановке производила впечатление некоего божества, которому на время пришлось спуститься с небес.

Пока мои коллеги устанавливали камеры, я с любопытством осматривал просторную гостиную с красивой мебелью. Внимание мое сразу же привлек журнальный столик из малахита на бронзовых ножках. Похоже, это был восемнадцатый век. И, продолжая вежливо вертеть головой, я увидел знакомый по репродукциям портрет Николая Второго. Перехватив мой взгляд, Галина Павловна коротко пояснила для несведущих:

– Это неоконченный портрет последнего российского