будем слабы и нигде не успеем». Он предлагал срыть крепости Очаков, Аккерман и Бендеры, для их защиты потребны 20-тысяч солдат в гарнизонах, а где их взять? Фельдмаршал полагал, что без серьезных уступок Пруссии из беды не выбраться: «Пусть он (король. – Авт.) берет Померанию и что хочет». Царица его журила: «Плюнь на пруссаков, мы им на пакость их отомстим авось-либо». Но Потемкин на «авось» не соглашался, безоглядный оптимизм не был ему свойствен.

«Пакостники мои неусыпны в злодействах», – жаловался светлейший. Недруги его обратили внимание стареющей женщины на юного конногвардейца Платона Зубова – пригож, тих, красив, услужлив. В тихой и пригожей внешности выступал тщеславный интриган, возглавивший при дворе антипотемкинскую группировку.

Ситуация еще больше осложнилась с кончиной Иосифа II. Он до своего конца выступал лояльным союзником, в последнем письме, подписанном дрожащей рукой, он заверял императрицу в верности альянсу (продленному в 1789 году на 8 лет) и нежной дружбе[244]. Брат и наследник Леопольд повернул руль политики в сторону Англии, назвав союз с Россией «несчастьем», и устремился к миру с Турцией[245]. Положение в державе Габсбургов сложилось отчаянное: Венгрия – в открытом неповиновении, войска из Бельгии изгнаны, из войны с Османской империей не выбрались, на границе с Пруссией дежурила армия в 150 тысяч. И еще: чтобы получить главный титул, кайзера Священной Римской империи германской нации, Леопольду предстояло пройти избрание курфюрстами, среди которых – короли Пруссии и Англии (последний – в качестве герцога Ганноверского). Так что у него были основания отказаться от активного экспансионизма, присущего предшественнику, и перехода к стратегической обороне.

В июне-июле 1790 года в силезском городе Рейхенбах (ныне – Дзержэнюв в Польше) состоялась конференция Австрии, Пруссии, Англии и Голландии для улаживания ссоры между первыми двумя. Хотели привлечь и Екатерину, но она пренебрегла приглашением. Над собравшимися витала тень Французской революции, трон под Людовиком XVI и Марией Антуанеттой шатался, и угроза старым режимам побудила собравшихся преодолеть разногласия. Австрия обещала выйти из войны с Турцией на основе status quo ante bellum, что и произошло в августе 1791 года; Пруссия – содействовать восстановлению власти Габсбургов в Бельгии. Берлинской дипломатии пришлось временно отложить планы, связанные с Данцигом и Торном; уполномоченные Англии и Нидерландов дали понять, что своих союзных по отношению к Пруссии обязательств они выполнять не станут в случае столкновения между двумя немецкими государствами. В декабре 1790 года австрийские войска вступили в Брюссель. Путь к австро-прусскому сотрудничеству против Франции был расчищен.

Россия осталась в изоляции – одна против всех. Послы Великобритании и Пруссии явились к A. A. Безбородко с информацией о Рейхенбахе и с вопросом – «не соизволит ли е.и.в. приступить к оному соглашению для учинения мира с Портою на таковом же основании?». Им учтиво ответили: императрица жаждет мира, но пусть адвокаты Высокой Порты склонят ее к уступчивости[246].

При всей безотрадности ситуации появился и проблеск надежды: расставшись с мечтой о добыче в Польше, пруссаки не ратифицировали договор с Турцией, воевать во имя ее интересов они не собирались, пункт о возвращении султану Крыма отпал сам собой.

Совещания в Рейхенбахе проходили под гул канонады и на юге, и на севере Европы, и повсюду отмечались российские успехи. Адмирал Ф. Ф. Ушаков разгромил эскадру капудана-паши в Таманском проливе (июль), в августе осуществил успешную операцию близ Хаджибея. Опасения Потемкина насчет безопасности Крыма были рассеяны, он предписал войскам занять левый берег Нижнего Дуная.

На Балтике адмирал В. Я. Чичагов отбил шведскую атаку на Ревель (Таллин). Екатерина удостоила флотоводца личной аудиенции. В разговоре моряк увлекся и перешел на лексику, которую мы ныне именуем ненормативной, смутился и замолк. Царица вывела его из затруднительного положения, молвив милостиво: «Продолжай, Василий Яковлевич, я ваших морских терминов не разумею».

23-24 мая произошло генеральное сражение у Красной Горки, совсем недалеко от столицы, шум пушечной пальбы доносился до города. Атаку удалось отбить. Шведские суда, включая корабль под вымпелом короля, укрылись в Выборгской бухте. Балтийский флот ее блокировал. 22 июня (3 июля) июля шведы прорвали блокаду, потеряв при этом 9 кораблей и 5 тысяч моряков пленными. Екатерина не без удовольствия сообщила Потемкину, что в числе трофеев достался и королевский завтрак – жареный гусь, штоф водки и 6 сухарей.

Серия успехов прервалась 28 июня, когда в бухте Швейзунд гребная флотилия угодила под огонь береговых батарей и понесла тяжелые потери[247].

И вдруг непредсказуемый шведских король, утратив веру в победу, преподнес союзникам сюрприз, пойдя на мир с Екатериной II. Договор был подписан 3(14) августа буквально под дулами орудий на поле боя под Варелой, где выстроились друг против друга две армии, между которыми сновали уполномоченные. Царица вздохнула с облегчением, извещая подданных о завершении войны «на зрелище от столицы нашей не удаленном» и на условиях «неприкосновенной целости границ». Потемкина она информировала в выражениях не столь торжественных и с намеком – пора кончать и на юге: «Одну лапу мы из грязи вытащили. Как вытащим другую, то пропоем Аллилуйя»[248].

Твердыня Измаила с 30-тысячным гарнизоном и энергичным комендантом Айдос-Мехмед-пашою оставалась непокоренной, запирая плавание по Дунаю. Ввиду наступления стужи, недостатка в пушках и ядрах военный совет решил осаду снять. И тогда Потемкин призвал Суворова. 2 (12) декабря тот принял командование осадным корпусом. 7 декабря отправил Айдос Мехмеду лаконичное по обыкновению письмо: «Соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость», он давал коменданту «24 часа на размышление – воля. Первый мой выстрел – уже неволя, штурм – смерть». 12 (22) декабря на рассвете начался приступ с суши и с Дуная. Турки сопротивлялись отчаянно, отвага солдат российских была выше всяких похвал. Свыше 20 тысяч аскеров погибли, 9 тысяч сдались в плен. Потери победителя составили 4 тысячи человек, особенно сильно пострадал командный состав, из 650 офицеров было убито и ранено 400 человек. Петербург встретил победу колокольным звоном и пушечною пальбою. Но заслуженного фельдмаршальского жезла Суворов не получил. Великий полководец медленно продвигался по служебной лестнице, перед ним «по старшинству» числилось немало людей. Его удостоили почетным, но декоративным званием подполковника Семеновского полка и выбили в честь взятия Измаила памятную медаль, чего удостаивались не многие победители.

Итоги кампании 1790 года Потемкин подвел в торжественных тонах: «Тульча покорена, флотилия турецкая разбита, и Исакча, магазейн или депо всей армии турецкой и флотилии, занята со множеством припасов, судов потоплено, повреждено до полутораста». И, как венец всего, покорен Измаил. Расположив войска на зимних квартирах, фельдмаршал отправился в Петербург, передав командование армии генерал-аншефу Н. В. Репнину. Он оставил