Я же не очень понимала, чем вызвана ее откровенность. Слушать ее было интересно, но и только. Ничего из услышанного не оправдывало ее в моих глазах.

– Когда я достигла совершеннолетия, Пантелей отправил меня из лесу в село и разрешил пользоваться полученными знаниями. Предупредил только, чтобы делала это с умом. А еще перед расставанием сообщил, что должна буду я ему отплатить добром за добро. Взял с меня обещание, что однажды придет просить об одном деле, и я должна буду ответить согласием.

Ну вот, кажется, сейчас и наступит момент истины. Догадывалась уже, на какое дело тогда намекал Пантелей. Неужели вся забота его была вызвана тем, что еще с детства Дарину пророчили в матери супер колдуну? Как-то это нечестно, что ли. А может даже подло. Но с этого места Пантелей мне уже не казался эдаким добреньким старичком-боровичком.

– Первые два года самостоятельной и взрослой жизни я считаю самыми счастливыми, – посмотрела на меня Дарина. Сейчас в глазах ее я читала печаль. И как ни странно, она их красила, делала добрее. – Я занималась любимым делом – лечила людей. Не так как раньше, а со знанием дела, оставляя времени и себе на отдых и досуг. А потом пришел Пантелей, да не один, а с другими колдунами – старейшими и почетными членами союза колдунов всего мира. Они мне и поведали, для какой миссии избрали. И отказаться я не могла, потому как просил меня подарить жизнь избранному Пантелей.

С этого места голос Дарины зазвучал ровно и равнодушно, как она говорила обычно. И тогда я поняла основное – равнодушие это и суровость напускные. Она привыкла так жить, защищая себя от боли, возможно, что вызывают в ней воспоминания. Могла ли она нарушить слово? Наверно, могла, но не сделала так.

– Меня отвели к Ердену, на одну ночь, когда мы зачали Колдуна. До сего времени я больше с ним не виделась. В назначенный день и час я родила ребенка. Сама перерезала пуповину и извлекла из себя послед. После чего ребенка у меня забрали навсегда, чтобы вырастить из него самого могущественного колдуна. Однако, у них не получилось, – усмехнулась Дарина. – Одного они не учли, что у Колдуна есть душа и собственное понимание жизни.

Она замолчала, а я все продолжала ждать, что она скажет что-то еще. Но, похоже, рассказ Дарины подошел к концу.

– Ты не должна меня жалеть или любить. Не для этого я тебе все рассказала. Я лишь хочу, чтобы ты знала, как все обстояло, и не делала поспешных выводов. А сейчас, будь добра – позови мужчин. А то пирожки стынут.

Семена с Ерденом я застала мирно беседующими в гостиной. Передав им приглашение Дарины, поинтересовалась:

– Можно на него посмотреть? – кивнула на ширму.

– Отчего же нельзя, – пожал плечами Ерден. – От тебя ему вреда точно не будет. Иди, только вот увидеть ты его не сможешь пока.

Уточнять, почему, не стала. Вместо этого отправилась за ширму.

Вуд лежал на доске, которую установили на двух табуретках. А имел в виду Ерден плотное белое облако, которое скрывало почти все тело Вуда. Разве что, рука одна и торчала из этой парообразной и совершенно неподвижной массы.

Не смогла удержаться и взяла его за руку – так захотелось прикоснуться к нему, ощутить тепло его кожи, убедиться, что он жив. Рука оказалась не просто теплой, а горячей. Жар у него, что ли?

– Вуд, ты меня слышишь? – прошептала.

И тут его ладонь в моей дрогнула, а пальцы на долю секунды сжали мою руку. Боже! Что я испытала в этот момент! По мне прошлась буря из эмоций. И самая главная в ней была радость. С этого момента я почему-то перестала сомневаться, что Вуд поправится. А родители ему в этом обязательно помогут.

– Борются в нем сейчас две силы, значится, злая и добрая. Сам он – сосуд сейчас, как ты понимаешь. Сколько времени продлится борьба, никто не знает. Но отец его обещал, что скоро все должно закончиться…

– Отец? – невольно поморщилась я. – Какой он ему отец?

Мы с Семеном сидели возле огромного костра, вблизи которого было так жарко, что я сняла ватник и осталась в одном свитере. Пахло горелым поленом и охотничьими колбасками, что Семен вертел над огнем. И пусть я не успела еще проголодаться после пирожков Дарины, но запах все равно рождал аппетит.

Семен провел в доме Вуда несколько часов. С Ерденом они выпили вина, закусили пирожками, наговорились все втроем на кухне. Я же все это время слонялась по дому как неприкаянная. Несколько раз выходила во двор подышать свежим воздухом. Пару раз наведалась в библиотеку, но читать не смогла из-за нагромождения мыслей в моей голове. Периодически заглядывала к Вуду, но и там картина царила унылая и неизменная. В итоге измучилась от безделья я так, что когда Семен в сумерках собрался на свою заимку, я чуть ли не под ноги бросилась к нему.

– Дядь Семен, можно я с вами?

– Отчего же нельзя… Только, удобств у меня там маловато, – развел он руками.

– Мне все равно, главное, чтобы было где прикорнуть.

– Ну ложе я тебе устрою царское, а за остальное не обессудь, – одарил меня Семен отеческой улыбкой.

Ерден и Дарина были свидетелями нашего разговора, потому как оба вышли проводить гостя.

– А и правда, иди развейся, – кивнул Ерден. – А завтра… завтра будет новый день.

Дарина ничего не сказала, но и в ее глазах я прочитала понимание. И на том спасибо, что не осудили. Хотя, в чем меня, собственно, можно осуждать? Не понимала я своего собственного настроя, отсюда и все сомнения. Почему-то мне казалось, что, уходя из дома, предаю Вуда. Но ведь и ему я ничем не обязана. Да какая ему сейчас от меня польза? Вон, возле него какие две силищи хлопочут! Надеюсь, что все с ним в итоге будет хорошо. О другом исходе мне и думать не хотелось.

– Ну, какой-никакой, а отец все ж таки, – усмехнулся Семен, снимая подрумянившиеся колбаски в тарелку и протягивая мне одну, наколотую на вилку. – Ешь. С пылу с жару вкуснее, – велел.

Когда Семен рассказывал, что едет на охотничью заимку, я представляла себе одинокий покосившийся сарайчик, где довольно грязно и неуютно было в моих же представлениях. Очень удивилась, когда привел меня Семен пусть и к небольшому, но довольно крепкому деревянному строению, с двускатной крышей и чердаком под ней, с добротной верандой перед входом. Разве что, забором дом не был обнесен, но и вокруг него все было чисто и аккуратно – место для костра, ровные пеньки по кругу… Должно быть, сюда приезжают и компании охотников. Но я радовалась, что сейчас кроме меня и Семена больше никого тут нет. Но на такой заимке можно зимовать – теперь я лучше понимала, почему Семен отправился так надолго в тайгу. Одного не понимала, почему к новогодним праздникам не возвращается к семье? Неужто лучше встречать новый год в лесу и в одиночестве? Но тут у каждого свое, и выспрашивать личные подробности мне было неудобно. Кто знает, как у него все в семье обстоит.

– Отец тот, кто растит и воспитывает, – упрямо продолжила я начатую тему.