Адвокат, казалось, что-то хотел сказать, но промолчал, быстро кивнув головой.

— А ты, Эллери?

Великий человек улыбнулся.

— Только с помощью меткого минометного огня или колдовства с заклинаниями он может добраться до этой крошки. Пускайте публику.

Затем начался бесконечный день, dias irae[38], последний торговый день накануне Рождества. Обычно это день инертных, вялых, нерешительных и забывчивых людей, наконец-то втянутых в торговую машину вечным насосом времени. Если и будет мир на Земле, то он наступит впоследствии, но от озверевшего от магазинной суеты человека нечего ждать доброжелательности к другим людям. Как говорит мисс Портер, кошка, гоняющаяся за птичкой в ее же клетке, ведет себя более по-христиански.

Но в это двадцать четвертое декабря привычный бедлам в Нэше усиливался пронзительными криками тысяч людей. Возможно, как настаивал Псалмопевец[39], счастлив тот, у кого их полный дом; но в этот день любимцев мисс Ипсон окружали не простые лучники, а вооруженные револьверами детективы, которые, благодаря своей героической самодисциплине, едва воздерживались от их применения. В черных потоках толпы, переполнявшей главный этаж, маленькие человечки метались, как заряженные электричеством рыбешки, преследуемые рассерженными материнскими выкриками и проклятиями тех, чьи пятки и ступни оказались во власти разгоряченных, счастливых конечностей малышей. Воистину ничто не считалось неприкосновенным. Адвокат Бондлинг, казалось, дрогнул и закутался в свое пальто, защищаясь от жестокой невинности детства. Стражи не имели такой брони, но многие из них были отмечены в приказе. По одной простой причине. Они стояли в самом потоке людского прилива, который вспенивался вокруг них с криками «Куклы! Куклы!», пока само это слово не потеряло свое значение и не превратилось в дикий вопль сотен Лорелей[40], вызывая у полицейских желание крушить все вокруг.

Но они стояли непоколебимо.

И план Комуса был расстроен, хотя он предпринимал попытки. В 11.18 утра трясущийся старик, крепко вцепившись в руку маленького мальчика, пытался уговорить детектива Хагстрома открыть стеклянную дверь, «чтобы мой внучек — он ужасно близорук — мог бы поближе взглянуть на очаровательных куколок». Детектив Хагстром рявкнул: «Убирайся!» — и старик, проворно выпустив руку мальчика, с поразительной быстротой затерялся в толпе. Вскоре выяснили, что, подойдя к мальчику, который, плача, звал свою маму, старик обещал ему ее найти. Маленький мальчик, которого звали — так он сказал — Ланс Морганштерн, был отведен в Отдел находок, и все были довольны, что наконец-то знаменитый вор предпринял попытку. Все, это так, но не Эллери Куин. Он казался озадаченным. Когда Никки спросила его почему, он просто сказал:

— Слишком все глупо, Никки. Это не тот человек.

1.46 дня сержант Уэли послал сигнал бедствия. Оказалось, что ему необходимо помыть руки. Инспектор Куин послал ответный сигнал: «Хорошо. Пятнадцать минут».

Сержант Санта-Клаус-Уэли слез со своего насеста, когтями проложил себе дорогу через прилавок и нетерпеливо застучал по внутренней стороне стеклянной двери. Эллери выпустил его и вновь закрыл за ним дверь; облаченная в красное фигура сержанта, оставив дофина единственным владельцем помоста, моментально исчезла в направлении мужской станции облегчения, расположенной на главном этаже.

Пока сержант отсутствовал, инспектор Куин бродил среди своих людей, напоминая им о полученных приказаниях.

Эпизод, связанный с ответом Уэли на позывы природы, вызвал временный кризис, так как к концу установленных пятнадцати минут сержант не вернулся. Не появился он и через полчаса. Помощник, посланный на станцию облегчения, по возвращении рапортовал, что сержанта там нет. На собранном тут же экстренном совещании личного состава высказывались опасения на нечестную игру и даже были запланированы контрмеры, когда вдруг, в 2.35 дня, хорошо знакомая в облачении Санта-Клауса масса сержанта, прикрывающегося маской, была замечена пробирающейся через линию ограждения.

— Уэли, — прорычал инспектор Куин. — Где вы были?

— Обедал, — вызывающе проворчал голос сержанта. — Весь этот чертов день, инспектор, я терпел как хороший солдат, но я не хочу при исполнении своих служебных обязанностей умереть от голода.

— Уэли! — задохнулся от гнева инспектор. Затем он вяло махнул рукой и сказал: — Эллери, впусти его. Пусть пройдет на свое место.

И это было почти все. Еще достойное внимания происшествие произошло в 4.22 дня. Прилично одетая женщина с красным лицом футах в пятидесяти от ипсоновской выставки закричала:

— Стойте! Вор! Он схватил мою сумочку! Полиция!

Эллери моментально отдал приказание:

— Это провокация, господа. Не спускайте глаз с куклы.

— Это Комус, переодетый женщиной! — воскликнул адвокат Бондлинг, когда инспектор Куин и детектив Хессе пробивались сквозь толпу к женщине, чье лицо приобрело оттенок ярко-красной краски.

— Что вы делаете? — кричала она. — Не надо меня арестовывать! Ловите мошенника, укравшего мою сумку!

— Все это бесполезно, Комус, — произнес инспектор. — Сотрите свой грим.

— Мак Комус? — громко сказала женщина. — Моя фамилия Рафферти. Все эти люди видели происшедшее. Это был полный мужчина с усами.

— Инспектор, — прошептала Никки Портер, незаметно проведя научный тест, — это женщина. Поверьте мне.

Так и оказалось. Все сошлись на том, что полный усатый мужчина и был как раз Комусом, который отвлекающим маневром безуспешно пытался вызвать смятение, чтобы благодаря ему иметь возможность выкрасть маленького дофина.

— Все это глупо, глупо, — бормотал Эллери, грызя ногти.

— Конечно, — ухмыльнулся инспектор. — Мы прищемили ему хвост, Эллери, и он пошел ва-банк. С ним покончено.

— Откровенно говоря, — фыркнула Никки, — я даже несколько очарована.

— Боюсь, — сказал Эллери, — у меня такое же чувство.

Карая грешников, инспектор Куин настолько закалился, что не снижал бдительности даже в самые уязвимые моменты. Когда в 5.30 прозвенел звонок к закрытию универмага и толпа начала пробиваться к выходу, он рявкнул:

— Господа, всем оставаться на своих постах. Смотрите за куклой!

Поэтому все не сводили с нее глаз, пока магазин не опустел. Резервисты спешно выгоняли публику. С высоты справочной будки Эллери следил, чтобы не было никаких столкновений, и отдавал приказания.

В 5.30 дня главный этаж был объявлен вне зоны боевых действий. Почти все были выпровожены. Остались единицы, сигналом к закрытию захваченные на верхних этажах универмага. Они выскакивали из лифтов и, теснимые сплошной стеной детективов и работников магазина, устремлялись к дверям. К 6.05 они текли тонкой струйкой, которая иссякла уже к 6.10. Начали расходиться и полицейские.

— Нет, господа, — крикнул Эллери со своего наблюдательного пункта. — Оставайтесь все на своих местах, пока не выйдут все служащие!

Продавцы уже давным-давно исчезли.

Стенающий голос сержанта Уэли взывал с другой стороны стеклянной двери.

— Я должен идти домой и наряжать елку. Маэстро, отоприте меня.

Эллери спрыгнул вниз и поторопился освободить его.

— Уэли, — с язвительной усмешкой бросил детектив Пигготт, — небось готовишься завтра утром