Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Застенчивая наивность Бальзака разоблачает себя как смесь романтизированного портрета и карикатуры сепией, сделанной Девериа и подаренной Лоре де Берни в 1825 г. с надписью «Et nunc et semper» («И ныне и всегда»). В данном случае правильно будет сказать, что Бальзак был верен своим противоречиям. Интересно сравнить рисунок Девериа с салонным портретом 1837 г. кисти Луи Буланже. Бальзак послал копию Эвелине Ганской на Украину, заранее предупредив ее, что Буланже видел в нем «только писателя, а не благожелательного идиота, которого всегда будут обманывать»: «Все мои несчастья происходят оттого, что я принимаю помощь, предлагаемую мне людьми слабыми, увязшими в колее бедствий. Из-за того, что я в 1827 г. пытался помочь одному печатнику, я в 1829 г. оказался раздавлен огромным долгом в 150 тысяч франков и очутился на чердаке, где нечего было есть»312. С другой стороны, Девериа успел запечатлеть Бальзака еще до того, как тот придумал свой образ для публики. В многочисленных портретах Бальзака прослеживается почти логическая прогрессия: на них постепенно исчезает тот, кого он сам называет «идиотом». На рисунке Девериа в Бальзаке есть что-то от юродивого; особенно на правой стороне лица заметны луноподобные черты простака, и только чувственные губы и завораживающие глаза намекают на глубину или, возможно, напоминают о вере Бальзака в то, что гений часто надевает маску глупости. Бальзак указал бы и на зачатки второго подбородка, и на выдающийся лоб как на определенные признаки упорства и мощного интеллекта. Он бы привлек внимание физиогномиста к тому, что его нос, слегка раздвоенный на конце, – верный признак способности вынюхивать тайны, как гончая313. Но и эти черты получают совершенно другой смысл из-за мятой рубашки и растрепанных волос, напоминающих о стиле, вошедшем в наши дни в моду благодаря Бобу Дилану. Девериа на самом деле изображает Бальзака настоящим кумиром 20-х гг. XIX в.: распахнутый ворот, женственная складка рта, полная расслабленность… Видимо, таким Бальзак был в двадцать пять или двадцать шесть лет. Перед нами все признаки того, что сам Бальзак в 1830 г. назовет «манией юности» и модой на «возвышенных детей», «зародышей, которые производят посмертные труды»314.
На рисунке Девериа – вовсе не лицо успешного предпринимателя. Вместе с тем перед нами – вполне успешный любовник, который вот-вот пустится на поиски новых приключений. Первый неудачный издательский опыт не сломил Бальзака только потому, что он стремился попасть в более высокие сферы.
За последнее ему следовало поблагодарить родных. Сестра Лора с мужем переехала в Версаль, а вскоре за ними последовали и родители. Вначале они собирались остаться в Вильпаризи, но в 1826 г. им пришлось срочно уехать из-за недопустимого поведения Бернара Франсуа. По мнению его жены, он подверг своих близких настоящему шантажу. В свое время, будучи еще совсем молодым шестидесятидвухлетним человеком и живя в Туре, Бернар Франсуа написал страстный трактат о «скандалах, которые происходят из-за того, что юных девиц предают и бросают в крайней нужде». Они с генералом Померелем даже основали приют для незамужних матерей, признав, что «кувалда природы может уничтожить любую социальную крепость и что можно потерять честь, не потеряв добродетели». Как отмечал тот же Бернар Франсуа в «Истории бешенства», собаки подают людям дурной пример, которому те неизменно следуют. Теперь, в возрасте семидесяти девяти лет, он решил продемонстрировать проблему на собственном опыте. Пока жена ездила в Турень, он вступил в связь с местной девушкой. Та забеременела. Примечательно, что Бальзак в тот же год написал предисловие к произведениям Мольера, где хвалил его за осуждение «постыдных старческих страстей». «Кузина Бетта», написанная через шестнадцать лет после смерти отца, намекает на то, что с годами его точка зрения изменилась. Семидесятипятилетний барон Юло в конце романа сбегает с кухаркой, в то время как эстетическая логика требует, чтобы он умер искупительной смертью.
К тому времени у г-жи де Бальзак накопился большой опыт в покрытии скандалов. Она попросила Лору прислать престарелому родителю анонимное письмо и вызвать его. Иначе, опасалась г-жа де Бальзак, его заманят назад в Вильпаризи и будут тянуть из него деньги315. Уловка удалась, и по сей день не обнаружено следов незаконнорожденного родственника Бальзака или его потомков.
Переезд семьи в Версаль придает дополнительные штрихи началу деловой карьеры Бальзака. Во время пребывания в пансионе Лора дружила с дочерью герцогини д’Абрантес и была хорошо знакома с их семьей. Бальзак, не теряя времени, отрекомендовался друзьям сестры. Так начался его второй любовный роман. На сей раз превыше всего было тщеславие, и Бальзак благоразумно держался на некотором расстоянии. Герцогиню, как мать, сестру и первую любовницу Бальзака, звали Лорой; ее полное имя было Аделаида-Констанция-Лора. Бальзак называл ее Марией; позже он наградит этим именем еще нескольких своих возлюбленных.
Для человека, который надеялся написать историю Франции, знакомство с герцогиней стоило тысячи визитов в библиотеку316. В свое время она была замужем за одним из самых неустрашимых наполеоновских генералов, Жюно, который отличился в Тулоне, а затем в Назарете, где, как говорят, его пятьсот пехотинцев обратили в бегство шесть тысяч турецких кавалеристов317. На войне он был незаменим – пылкий, жестокий, не обремененный лишним умом и слегка безумный. Его дипломатическая карьера окончилась крахом. Генерал по прозвищу «буря» исполнял относительно скромные обязанности посла в Португалии в период, предшествовавший завоеванию страны Наполеоном. Позже Жюно «сослали» в иллирийские провинции, где его безумие расцвело пышным цветом – два батальона хорватских солдат послали в Дубровник, чтобы те убили соловья. Вскоре после того он выбросился из окна родительского дома. Если не считать сражений, всю его карьеру устроила жена. Она, как было известно Бальзаку еще до знакомства с ней, была другом и даже, как она намекала, любовницей Бонапарта задолго до того, как тот стал императором. Герцогиня была одной из немногих, кто смел ему противоречить. Наполеон удостоил ее кличкой «маленькая чума». После Реставрации она замкнулась в себе, ушла в свою раковину и поселилась в версальском доме, окружив себя слугами. Она не платила им жалованья, зато научила прогонять кредиторов, а к местным магазинам относиться как к своей кладовой. Герцогиня поддерживала отношения с такими же, как она сама, осколками империи, курила сигареты с опиумом, следила, как постепенно скатываются в пропасть ее дети, и жила в своеобразной внутренней ссылке, притворяясь монархисткой. Благодаря ей Бальзак скоро получит доступ в некоторые самые престижные французские салоны.
Герцогиня решила пополнить свой несуществующий доход, написав мемуары. Бальзак, который также надеялся, что литература оплатит его долги, вызвался ей помочь318. Многие исторические сцены в его романах, что неудивительно, вышли из разговоров с герцогиней. С годами память герцогини как будто улучшилась – возможно, благодаря тому, что она прочла свои рассказы в изложении Бальзака. По крайней мере, один из тридцати восьми томов ее мемуаров, который по-прежнему служит важным источником сведений об Испании и Португалии начала XIX в., выдает ее королевскую склонность считать «хотеть» синонимом «иметь». Она свободно заимствовала большие куски из других книг, посвященных данной теме, и заметала следы, вставляя презрительные замечания об их авторах319.