Я вжалась лопатками в прохладную стену, видя перед собой приближающуюся темную фигуру Довлатова. Отчетливо слыша его шаги и свое учащенное сердцебиение, громыхающее в висках.

Все было ясно как белый день — Север решил пойти ва-банк. И что-то подсказывало, ничто не остановит его пока он не завершит начатое им в кладовке дома Бергера.

Но готова ли я к этому? Конечно же, нет! Нужно найти способ как-то выбраться отсюда. Без лишних жертв.

— Север, я... — начала было искать ключик к его благоразумию.

— Ш-ш, — приложил пальцы к моему рту, подойдя вплотную. Склонился к лицу и медленно очертил подушечкой пальца мои полураскрытые губы. — Не бойся...

Он подхватил обе мои руки, оплел ими свою мощную шею. Держал крепко, желая, чтобы я обнимала его. Стала к нему ближе.

Большим пальцем я коснулась чего-то металлического. Прохладного. Это была сережка, продетая в левую мочку. Но я не помнила, чтобы Север носил такого рода украшения.

— Твоя, — пояснил он тихо. — Ты же не захотела забирать ее, когда предлагал. Я присвоил себе.

Присмотревшись, разглядела небольшое кольцо из черного металла.

Точно моя. Думала, потеряла их в реке.

— Откуда она у тебя? — потянулась за ней.

А Север уклонился от меня назад. Губы его в коварном оскале расползлись.

Не отдаст. Теперь не отдаст. Все присвоенное им не подлежит возврату. Даже через бой.

— Нашел у себя. Ты оставила после... веселенького выпускного.

Тотчас зажмурилась от стыда, ощущая прилив крови к лицу. А тот заржал как мерин. Упивался моим позором, что все еще был свеж в его памяти.

— Да всякое бывает. Не грузись. Мы ведь не за этим сюда пришли!

— Нет... Я не хочу...

— Ну кого ты пытаешься обмануть? Хочешь, конечно же, хочешь, — протянул самоуверенно, заводя ладонь за мою шею, ускоряя пульс. — И теперь тебе понравится целоваться со мной.

Не успела ничего осмыслить, а Север уже обрушился на меня с поцелуем. Грубым. Сшибающим с ног. Разбивающим сознание на осколки битого стекла.

Жесткие губы сминали мои настырно. Они не давали мне ни единого шанса на побег. Мыслей о побеге уже не было, как не было четкого понимания, почему воздух стал на порядок плотнее, почему искры бежали по телу, почему я не слышала ничего, кроме гипнотизирующего сладкого шепота:

— Лина... Лина, черт возьми...

Мой прежний мир сначала раскололся на части. Вдребезги. А потом и вовсе перестал существовать, сузившись до размера темного кабинета, стены которого также сужались.

И чувства обострились до невозможного предела. И дикое желание захлестнуло меня с головой, как только я ощутила чужую руку на ширинке своих джинсов.

— Север, не... надо, — выдохнула с резкостью, тесно сомкнув свои бедра и натянувшись струной. Забившись в судорогах и хватанув ртом раскаленный воздух.

— Только не сопротивляйся, — предостерег с обманчивой нежностью и резко дернул вниз бегунок. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Боже... В это же трудно поверить!

Сердце на миг остановилось. Будто бы разучилось биться. Однако стоило Северу пройти точку невозврата и упрямо просунуть ладонь мне в штаны, оно взревело подобно мотору гоночного болида, дрифтующего на опасных виражах.

Еще один поцелуй. Хотя бы еще немного промедления с моей стороны — и я сверну не туда. Тот поворот станет ключевым, но отнюдь не последним для меня.

— Ты доверяешь мне? — настороженно спросил Север, опаляя мои в хлам искусанные губы.

— Не знаю. Я не знаю, — буквально заныла в отчаянии.

— Ты должна довериться мне. Расслабься.

Я невольно вздрогнула, едва устояв на ватных ногах. А про себя подумала: Как? Ну как можно довериться человеку, который на протяжении всего времени доказывал мне обратное?

— Х-хорошо.

Все смешалось. Белое стало страшно черным, неправильное — правильным, а что-то постыдное, что-то грязное и отталкивающее, на деле оказалось самым вожделенным.

Я забывала дышать, пока мой мир продолжал сужаться, пока пальцы Севера протискивались вниз. По миллиметру.

— Как горячо у тебя там, — довольно подметил Север. — И мокро. Бля, я не уверен, что все пройдет так, как планировал.

— А ты п-постарайся, — откуда-то нашлись силы ответить ему.

Наверное, я поверила ему. Где-то в глубине души знала, что он не сделает мне ничего такого, о чем я вскоре пожалею.

— Я постараюсь, — ловко сдвинул в сторону намокшее белье, делая из меня мученицу. — Но и ты должна кое-что пообещать мне.

— М-м-м... что же? — неосознанно двигала тазом взад-вперед.

Это была уже не я. Во мне проснулась маньячка. Дикарка, чей разум овладел элементарный животный инстинкт.

В тот момент для меня существовали только его неукротимые губы. Горячие руки. Пальцы, что знали об удовольствии больше, чем я. Которые могли как накалить меня до предела мечтаний, так и с легкостью избавить от нарастающего давления. Могли, но тот ничего для этого не делал. Испытывал меня лишь невесомыми касаниями. Томительными и невыносимыми. Он осторожничал, лаская мою шею губами. Языком. Дыша мной. Порабощая. Уничтожая последние крохи самообладания.

— Ты будешь только моей! Моей и ничьей больше! — заверил низким вибрирующим голосом, проникающим в меня роем жалящих пчел.

— Ты предлагаешь мне встречаться с тобой? — изумленно проблеяла.

— Пообещай, Лина! — сознательно проигнорировал мой вопрос, впиваясь зубами в яремную вену, грозясь разорвать ее в случае моего отказа.

Но возбуждение разлилось по моим венам капитально. Для меня уже не было ничего важнее. Ничего, кроме происходящего здесь и сейчас.

— Обещаю, — неосознанно прошептала, подавшись бедрами ему навстречу.

— М? Ты что-то сказала? — издевался и тогда я четко и уверенно произнесла:

— Я даю обещание быть только твоей!

Услышав желаемое, Север плотоядно оскалился.

Стены рухнули. Сложились карточным домиком. Сопротивление было безвозвратно сломлено. Все выстроенные барьеры остались далеко позади. Только вседозволенность правила им. Распущенность и животная похоть, поглощающая меня.

Уже ничего не мешало ему бесцеремонно залезть ко мне в трусы. Ничего не мешало скользнуть шершавым пальцем по нежной плоти, собрать сочившуюся из меня влагу и заткнуть мой рот очередным поцелуем.

И я завибрировала от перенапряжения. Бесконтрольно затряслась, вцепившись в его тугие плечи и плавясь в руках. Вспыхнула искрами короткого замыкания.

Казалось, еще немного — и все вокруг взорвется. Разлетится на ошметки, если он не прекратит.

Но Довлатов не прекращал... Только напористей становился. Смелее. Грубее и требовательней превращал меня в безумную, мечтающую о