Таня зевнула. Возбуждение постепенно покидало ее, сквозь истомную дремоту она чувствовала, как, казалось, обновляются ее суставы, кости, сухожилия.

– Хорошо, – прошептала она.

Дан промолчал, с сопением обрабатывая ноги Тани от ляжек до пяток. Его руки были проворны и неутомимы. Его пальцы становились то твердыми, как стальные щипцы, то нежными, словно цветочные лепестки. Уткнувшись подбородком в кушетку, Таня скрипнула зубами, когда Дан бесцеремонно оседлал ее, чтобы было удобнее обрабатывать лопатки и шею. Мысль о том, что он оказался на удивление легким, оборвалась, вышибленная из головы внезапной серией стремительных хлопков по затылку. Процедура завершилась за миг до полного помрачения рассудка.

– С меня хватит, – простонала Таня.

– Осталось чуть-чуть, – успокоил ее Дан.

Соскочив на пол, он дал Тане небольшую передышку, занявшись ее коленями, сгибая и выворачивая их так энергично, будто вознамерился наградить ее многочисленными вывихами и растяжениями связок. Потом была включена тягучая, заунывная мелодия, на фоне которой поступило распоряжение перевернуться на спину.

Сил сопротивляться не было. Вялая и равнодушная, Таня подчинилась. Ей было почти безразлично, что произойдет дальше. Она устала контролировать ситуацию. Апатия была столь велика, что Таня даже не пошевелилась, чтобы защититься от пальцев таиландца, забегавших по ее плечам, груди, животу. Время от времени по ее телу проходила судорога, подбрасывавшая ее, подобно разряду электрического тока, но потом Таня вновь бессильно вытягивалась на жестком ложе, бездумно уставившись в потолок, попеременно погружающийся во мрак, белеющий и переливающийся всеми цветами радуги.

– У вас очень хрупкие ключицы, – сообщил Дан, отыскивая все новые и новые чувствительные точки. – Как у ребенка.

Нужно было что-нибудь ответить, но одеревеневший язык не подчинялся Тане. В ответ на прикосновение пальца Дана к горлу Тани ее тряхнуло… раз, другой… выгнуло дугой… распластало на кушетке. В его глазах, устремленных сверху, читалось жадное любопытство. Затем Тане почудился проблеск виноватого выражения, но понять, чем оно было вызвано, было суждено значительно позже.

Последнее, что зарегистрировало сознание, была ладонь Дана, заслонившая собой окружающий мир. Обрушившаяся на Таню темнота была пронизана смутными запахами и резонирующими звуками. Появилось ощущение перемещения в пространстве, однако понять, куда ее влечет и зачем, не получилось. Черная воронка засасывала, вращаясь все быстрее и быстрее, тогда как время, казалось, остановилось. Тане было одиноко и страшно, словно ей еще только предстояло появиться на свет.

Когда глаза обрели способность смотреть и видеть, мозг не сразу получил возможность воспринимать действительность. Лишь побарахтавшись между сном и явью, Таня окончательно вынырнула из трясины беспамятства.

Рядом никого не было. Она находилась в комнате отдыха, где встретилась с Даном. Одетая в длинную полотняную рубаху, заботливо уложенная на диван. Электрический свет казался ей режуще-ярким, как в операционной, а сама она представлялась себе лягушкой, приготовленной к препарированию. Безмозглой лягушкой, утратившей инстинкт самосохранения.

Как и чем ее усыпили? Поднесли к носу пропитанную эфиром вату? Загипнотизировали? Подсыпали какую-нибудь дрянь в минеральную воду?

Хотя Таня не испытывала болезненных или неприятных ощущений, она поморщилась. Неужели таиландец воспользовался ее беспомощным положением? Что последует дальше? Продолжение фарса с массажем? Допрос с пристрастием? Пытки? Издевательства?

Опасаясь привлечь к себе внимание, Таня лежала совершенно неподвижно, лишь грудь тяжело вздымалась, с трудом удерживая в себе яростно колотящееся сердце. Чтобы успокоиться, она сосчитала до ста, выравнивая дыхание. И в тот же миг задохнулась опять.

Вошедший в комнату генерал Молотов деликатно кашлянул, опустился в кресло и окликнул:

– Татьяна Тихоновна, хватит притворяться. По моим подсчетам, вы очнулись… – Он сверился с часами. – Пять минут назад.

– Странные у вас тут подсчеты, – процедила Таня. – И забавы странные. Зачем было морочить мне голову всякими сказками, если на деле все оказалось проще простого? Дальние страны, приключения, модные наряды… Только последняя дура могла поверить этим небылицам! Они понадобились только для того, чтобы заманить меня в этот грязный притон разврата!

– Понимаю, что вы еще не вполне пришли в себя, а потому прощаю, – проворчал Молотов, – однако потрудитесь соблюдать приличия.

– Это вы мне предлагаете? – вскинулась Таня. – Приличия соблюдать? После всего того, что вытворял со мной ваш подлый наймит?

– Что вы городите?! Вас пальцем никто не тронул. В том смысле, что, кроме массажа, ничего не происходило.

– Можно подумать!

– Слово офицера! – гаркнул Молотов, седые усы которого показались белоснежными на фоне побагровевшего лица.

«Как облака на фоне грозовых туч», – пронеслось в голове Тани.

– Зачем же тогда меня одурманили снотворным? – спросила она, принимая сидячую позу.

– Снотворного не было, – тяжело качнул головой Молотов.

– Ну газ, или что там еще у вас имеется на вооружении?

– Никакого газа. Никаких отравляющих средств. Все произошло естественным способом.

– А вот мне подобные способы кажутся противоестественными, – строптиво заявила Таня. – Где моя одежда?

Молотов встал, развернул плечи, и в помещении сразу сделалось тесновато и темновато, словно сюда внесли громоздкий шкаф.

– Вот что, – глухо заговорил он, прохаживаясь перед сидящей Таней. – Вы не кисейная барышня, не мимоза. Вы подрядились поработать на ФСБ, так что будьте любезны соответствовать.

– Может быть, мне присвоили офицерское звание, пока я была в обмороке? – прикинулась простушкой Таня. – Жаль. Вы лишили меня возможности вытянуться по стойке «смирно» и крикнуть: «Служу Советскому Союзу».

– Отечеству, – ворчливо поправил ее Молотов.

– Отечеству, – согласилась она. – Но какому? Уж не тому, столицей которого является Бангкок? Прикажете мне работать в тамошних массажных салонах? Не выйдет. Я не рабыня и не наложница.

– Хуже, – бросил Молотов, не прекращая бесцельного хождения по комнате.

– Что это значит?

– Вы дура! Самоуверенная гусыня! Безмозглая курица!

Град незаслуженных оскорблений, обрушившихся на Таню, ошеломил ее до такой степени, что она не сумела выдавить из себя ни звука.

А Молотов бушевал, рубя воздух твердой, как доска, ладонью:

– Девчонка! Психопатка! Я приставил к вам лучших инструкторов, а вы? Вместо того чтобы перенимать опыт, вы то упражняетесь в остроумии, то корчите из себя неженку-недотрогу.

– Да! – закричала Таня со слезами на глазах. – Недотрога! Что я могу поделать, если такой уродилась? Меня воспитывали не нудисты-натуристы, а обычные люди, которые пришли бы в ужас от того, что со мной сегодня вытворяли.