— Я не видел его, — охрип голос Мустанга, знавшего, Сергеич всегда держал свое слово.

— Дай Бог, чтобы это было так. И помни, что я сказал тебе. Мы — не милиция, лишь в экстренных случаях помогаем ей. Но если беремся, доводим до конца… И знай, я — не грожу, я — прошу тебя!

Мустангу стало как-то неуютно, словно в чужую «малину» на разборку попал. Он переминался с ноги на ногу. И впервые не знал, что ответить.

Сергеичу, единственному из всех, он не мог хамить. Была минута. Лихая, черная. О какой пограничник никогда не напоминал.

Но Мустанг ее помнил.

Это был первый год его прибытия сюда — на деляну, бригадиром условников его выбрали уже здесь. Ответственным за все разом. За выработку и жизни. Каждого.

А тут ураган поднялся. Не сразу бешеным драконом вздыбился. Поначалу — поземкой, пургой, какие тут не редкость. Трассу сначала перемело, а потом и вовсе спеленало в сплошные сугробы.

Продукты у бригады подошли к концу, когда ураган поднялся.

Такого коренные жители не припомнили.

На третий день условники топили снег и пили кипяток. Без сахара и заварки, чтоб как-то сохранить тепло в душах. Из продуктов не было ничего. Ураган не прекращался. Кончился запас дров. Выйти наружу — в тайгу, было безумием. Условники лежали в будке, прижавшись друг к другу. Коченели руки, ноги. Даже дышать стало больно. А ураган не слабел. Прошли еще два дня. Они стали пыткой. Замерзать заживо на глазах друг у друга, когда ничего невозможно предпринять.

На пятый день Умора потерял сознание. От холода. Начал бредить. Его тормошили, растерли, но ненадолго. С ним промучились долго. Потом завернули в телогрейки, рубахи. И ожил мужик. Уснул.

«Проснется, чтобы околеть», — думал тогда Мустанг. Он понимал, что в городе и леспромхозе теперь не до них. Кому нужны условники?

И вдруг, сорванная с крючка, распахнулась дверь будки. И в нее снежным сугробом влетел вбитый ураганом Сергеич.

Рюкзак на плечах тяжеленный. Лицо обморожено. Губы еле разодрал.

— Живы! Радость-то какая! А я вот вам харчей принес. И курева! Может, пригодится? — оставил рюкзак у стола. И, передохнув немного, ушел к себе — на заставу. С собакой, какая всегда ждала его снаружи.

Как дошел, ни слова не сказал, не обронил ни одной жалобы. Помог выжить всем условникам. Молча, по-мужски…

С того дня они до весны не виделись. И вздумал Мустанг удариться в бега. Но нарвался на пограничников. Те к Сергеичу привели. Тот узнал бригадира сразу. Понял, зачем тот ночью оказался в море на колхозном катере. Посадил Мустанга в машину, не связав. И повез… Не в милицию. На деляну. Когда открыл дверь машины, сказал:

— Уже поздно. Иди отдыхай. Постарайся выспаться. А когда освободишься, приходи. Помогу тебе устроиться рыбаком. Хорошо судно водишь. Но до моих ребят, помни, тебе далеко…

Мустанг смотрит вслед уходящему Сергеичу и молодому солдату.

Нет, никакой закон фартовых не заставит его поднять руку на этого человека…

Никто из условников о том неудавшемся побеге ничего не узнал.

Мустанг стыдился вспоминать о нем.

Условники тоже относились к Сергеичу по-особому. Не матерились при нем. Помнилось его доброе. Всегда. Они слышали разговор Мустанга с пограничником. И, если никто из них не боялся милиции, не верил ей, то Сергеичу доверяли.

— Пасти станет, — высунул голову из спального мешка Умора.

— Ладно бы только это, — вздохнул Мустанг и добавил тихо: — Не базлал ведь, просил. По-человечьи.

И услышал за спиной шорох. Оглянулся. Из куста багульника, как наказание, встал Леший. Он знал, что к этому вонючему кусту никогда не подойдет ни одна собака, даже по малой нужде. Его запах не любили таежные обитатели. Даже комары держались подальше. От вони багульника, хуже чем от ерша, болели головы у отпетых ханыг. С него лишь по жестоким холодам опадали листья, да и то не все. Он всегда был похож на дремучую голову неземного зверя.

В его утробе и отсиделся Леший, не замеченный никем. Знал, вонь багульника поглотит человечий запах и собака не сыщет его. Он свернулся клубком в корнях куста и остался незамеченным. Но видел и слышал все.

— Ну, что? Все по боку? И закон, и клятву фартовую? Наполохал кузнечик вас? — усмехался Леший.

Мустанг оглянулся. «Вот из-за этого рисковать головой? Мужиками? Пройдя зону, прожив здесь на деляне столько трудного? И все под хвост Лешему! Забыть о воле?» — мелькало в мозгу.

— Хиляй, кент, отсюда! Линяй сам! Не то помогу! Пока не вломил тебе на все рога! За форшманутого мы не в ответе! Колганы наши дороже твоей шкуры! Отваливай!

— Не духарись, праведник! Ты что есть? Дерьмо! Ссышь кузнечика! Какой ты фартовый, если на волю не смылся из фуфло? И за кентов не дыши. Они — сами за себя вякнут! Линяем, фартовые! Со мной! Ваш бугор — западло! Бздилогон. Фрайер! Кто со мной?

Условники не шевелились. Никто не двинулся с места. Мустанг оглядел Лешего. Теперь, когда условники предпочли остаться с ним, не лажанули, не поверили чужому пахану, бугор рассмеялся Лешему в лицо:

— Линяй, падла! Иначе разборку учиню. Сам! — двинулся на гостя с кулаками.

Тот отскочил в сторону и процедил сквозь зубы:

— Мы еще свидемся. Но кто разборку поведет, увидим…

Леший свернул в тайгу и тут же исчез в ней. Условники вскоре забыли о нем.

…А ночью ударил мороз. Он опустился на тайгу густым туманом. Белым, как саван. Он сковал тайгу, отнял последнее тепло у веток и стволов. Наделил их голоса звоном. А утром обрушился снегом. Крупным, щедрым…

Леший пробирался к морю. Там он рассчитывал на транспорт, чтобы перебраться на материк.

Холодно… Так холодно, что ноги немеют и отказываются слушаться. Еще бы! Сколько раз их промочил, со счету сбился. Туфли расклеются от сырости. Но до них ли теперь?

Пиджак не держит тепло. Да и как ему справиться, если с неба целые сугробы валят. С одной стороны, они — спасенье. Скрывают следы, мешают погоне, засадам. Но и Лешему нелегко.

Вот опять слышится команда псу:

— След! Вперед!

И Леший с головой ныряет под кочку. Сидит, скрутившись ужом на трясине. Хорошо, что по холодам она не имеет газов и не засасывает, не губит попавшую в нее жизнь.

— След! — слышится совсем рядом. Но на трясине вода замерзает не сразу. Гораздо позднее, чем в лужах, и не держит ничьих запахов.

— Ищи, — наступила на кочку нога человека.

Леший чуть не взвыл от боли и тяжести. Прямо на голову угодил, сапогом. И стоит на ней, как наказанье…

— Искать! — Леший задыхается в воде. Но наконец-то тяжесть исчезла. Леший с трудом вытягивает голову из плеч.

— Пронесло, — вздыхает с облегченьем, увидев, как человек с собакой удалились в обратном направлении.