В Европе между тем довольно быстро (в течение жизни одного-двух поколений) изменился характер викингских ватаг. В большинстве своем они уже не были «вольными дружинами»: теперь они являлись вполне государственными (точнее, протогосударственными) образованиями. Вольные отряды, безусловно, в некотором количестве остались, но больше не имели ни шансов, ни возможности сплотиться в огромное «великое войско», наподобие тех, что в прежние времена терроризировали, к примеру, земли франков. В изменившихся реалиях жизни стало нельзя, как делалось раньше, просто приехать куда-либо всем желающим, объявить населению, что, дескать, «это ограбление», а потом уехать и разбежаться кто куда. Причина была одна: им этого просто не позволили бы сделать те викинги, которые уже образовали некие организованные структуры. Для них было смертельно опасным соседство с такой неконтролируемой морской ратью – и неважно, что совсем недавно они и сами были ничуть не лучше. Теперь все было по-другому: у каждой земли имелся хозяин, который мог дать свое согласие на подобное беззаконие только в одном случае – если эти «вольные разбойники» соглашались поступить к нему на службу, стать его наемниками и исполнять его волю. Дальнейшее развитие событий вполне логично: викинги начали входить в состав королевских войск Англии, Дании, Швеции, Норвегии и других раннефеодальных государств в качестве наемных отрядов «верных людей», принесших присягу. К этому времени относится известный феномен варягов. По одной из многочисленных теорий, на русский язык слово «варяг» переводится как «тот, кто принес присягу»[89].

Всю вторую половину X века викинги были заняты действиями в дальнем и среднем радиусах. Франки, конечно, отгородились от набегов при помощи Нормандии, в свое время переданной Рольфу Пешеходу, однако продолжили страдать южные земли. Довольно крупные силы викингов обрушились на побережья Испании, грабя сплошным фронтом с северо-западных районов практически до Гибралтара. Причем, скажем, в IX веке набеги были относительно разрозненными (то рейды датчан, то явление уже упомянутых нами людей из народа рос, которые, не исключено, явились пограбить из той же Ладоги), а теперь они представляли собой вполне централизованные усилия. Скорее всего, захватчики базировались на Нормандию – не без помощи потомков Рольфа Пешехода, отправлявших новые отряды в Испанию, в которой еще можно было что-то взять. Надо иметь в виду, что сама идея немедленного приращения имеющихся ресурсов чужими «быстрыми деньгами» никуда у викингов не делась, хотя возможностей и стало заметно меньше. Более того, эта идея была объективно оправданна и необходима, ибо скандинавы пока еще не имели прямого доступа к восточному серебру.

Возобновилась борьба за Англию, являвшуюся важнейшим элементом приморской торговли. Викинги нуждались в Англии прежде всего как в огромной базе, и она во все времена страдала от их набегов чуть ли не больше остальных государств. Образование государства Альфреда Великого, с одной стороны, и области датского права – с другой помогло достичь более или менее устойчивого равновесия, однако мечту об использовании Англии в качестве базы викинги продолжали лелеять. В 969–976 годах Магнус Харальдссон опустошил Уэльс и вторгся в Западную Анг лию. Началась целая серия викингских экспедиций как с запада (из Ирландии), так и с востока – из Скандинавии и Дании. В результате в 991 году при Этельреде, очередном короле Англии, страна начала выплачивать ежегодный налог – так называемый данегельд, то есть «датские деньги».

Постепенно набеги трансформировались в настоящие завоевательные походы. Они, безусловно, грозили английским правителям полной потерей территорий и независимости, однако, с другой стороны, существенно уменьшилось количество небольших набегов, которые опустошали побережья и которые невозможно было отбить из-за их незначительного масштаба и огромной скорости. Вскоре они и вовсе сошли на нет, потому что викингов интересовали крупные владения, а не те гроши, которые можно было вытрясти из прибрежных рыбаков. То есть стихия брутального освоения пространства, свойственная викингам, осталась с ними, но теперь она превратилась в оружие, которое сконцентрировалось в руках последних представителей этого уникального времени – тех, кого в исторической науке принято называть «конунги-викинги». Военная жизнь, полная лишений и опасностей вдали от дома, и непоколебимая убежденность в своих родовых правах на новое, королевское положение обусловили абсолютно уникальный стиль мышления и поведения этих людей, привыкших всего добиваться силой оружия: захватывать, удерживать и защищать свою власть, расширять свои территории, подчинять и преобразовывать целые страны.

Наступил последний этап эпохи викингов, который продлился с 1010-х до 1080-х годов. Конунг-викинг прекрасно описан в «Саге об Олаве Святом»:

«…Хотя у Олава войско меньше нашего, но сам он непреклонный вождь, за которым все его войско пойдет в огонь и в воду… Хотя здесь у нас собралось большое войско, мы можем попасть в трудное положение, когда сойдемся с Олавом-конунгом и его войском, и тогда нам не избежать поражения».

Еще один замечательный деятель той эпохи – Олаф Трюггвасон, о котором в «Саге об Олаве сыне Трюггви» сказано так:

«Олав конунг очень любил повеселиться и пошутить, был приветлив и прост в обращении, горячо за все брался, был очень щедр, любил выделяться своей одеждой и в битве превосходил всех храбростью. Но он бывал крайне жесток, когда гневался, и своих недругов он подвергал жестоким пыткам: кого велел сжечь в огне, кого – отдать на растерзание свирепым псам, кого – покалечить или сбросить с высокой скалы. Поэтому друзья любили его, а недруги боялись. Он во всем добивался успеха, потому что одни выполняли его волю из любви и преданности, а другие из страха».