— Какое? — спросил Гущин.

— Мы, когда стали их деятельность на экстремизм проверять, добились ордера на прослушивание телефонов и особняка в Пыжевском. ФСБ подключилось. Они все организовали, установили аппаратуру. Так вот… дня не прошло, как там все накрылось медным тазом с прослушиванием. Эти в Пыжевском, видно, сразу просекли и обратились к «чистильщику» — фирме частной. Те все им вычистили, установили мощную защиту — блокиратор на номера телефонов. В общем, сами понимаете… не могло все это не насторожить. Значит, есть какая-то причина, по которой они не желают, чтобы кто-то узнал, что там у них в этой «Туле» происходит.

— Слыхала? — спросил Гущин Катю уже в кабинете, куда они поднялись вместе с экспертом Сиваковым после лекции. — Сама своей волей туда в особняк в Пыжевском не вздумай соваться, к этому визиту надо хорошо, очень хорошо подготовиться. С умом!

— Я понимаю, Федор Матвеевич, я только подумала — может, Мальвина про «Туле» не случайно стихи прочла, возможно, есть какая-то связь, — Катя кивнула. — Я все думаю о том, о чем нам сейчас профайлер говорил.

— Вещественные доказательства, факты, улики, на которых арестовали Родиона Шадрина, свидетельствовали о его причастности к убийствам, — строго заявил эксперт Сиваков. — У меня тогда тени сомнений не возникло, и ни у кого не возникло. Мы все убеждены были, что те четыре убийства в мае совершил именно он. Но сейчас у нас пятое убийство, и совершить его Шадрин никак не мог. Возникает вопрос — с чем мы столкнулись? Если у нас имитатор, то насколько идеально можно сымитировать тот метод убийства, те приемы нанесения ран… оставить возле тела Виктории Гриневой те предметы… Об этих предметах вообще никто не знал, из дела уголовного это тогда изъяли. Но если принять версию имитатора, то получается, что ему все отлично известно. Что он был близок к Шадрину.

— А если это не Шадрин убивал? — осторожно, тихо, боясь даже глянуть на полковника Гущина, спросила Катя. — Если это ошибка? Если маньяк кто-то другой?

— Если ошибка… тогда возникает вопрос, почему настоящий убийца-маньяк два года не проявлял себя вообще никак? — Сиваков сунул в рот сигарету.

— Мог уехать куда-то, отлучиться, — сказала Катя. — Вот Феликс, например… двоюродный брат Шадрина…

— Что Феликс? — спросил Гущин.

— Он же находился за границей, мать сама об этом сказала. А отец, то есть отчим Шадрина… — Катя нащупывала путь в тумане версий и предположений, — его напугал арест, а потом они с семьей переезжали, прятались фактически, меняли фамилию. На все это нужно время. А сейчас у них в этом новом доме в Косино все устаканилось… Надо проверить и этих из «Туле» — может, и они куда-то уезжали. Федор Матвеевич, вы только не подумайте, я не хочу ничего плохого, только помочь, — Катя обернулась к Гущину, прижала руки к груди. — Но ведь эти вопросы все равно возникнут! А у меня из головы сейчас не идет то, что Вера Масляненко, тетка Шадрина, нам про улику сказала — вещь Терентьевой, мол, что ее могли подбросить в сумку! А это мог сделать лишь тот, кто с Шадриным общался. И потом анонимный звонок об убийце, о деньгах, разве это не подозрительно теперь? И еще — ведь Шадрина тогда вместе с его отчимом недалеко от места убийства Елены Павловой видели!

— Думаешь, они на пару с отчимом могли убивать? — спросил Гущин.

— Вы же сами об этом подумали, когда профайлера спросили, возможно ли, что убийца женат!

— У первой жертвы Софии Калараш мы нашли ДНК именно Родиона Шадрина в сперме, — сказал Сиваков. — И порезы, которые я изучаю сейчас на телах, такие же, как его татуировка.

— Но порезать Гриневу, как и убить, он не мог, — это сказал полковник Гущин. — Вам не кажется, что пришло время съездить к нему, проверить, как он себя чувствует в тюрьме после Орловской больницы.

Олег Шашкин по прозвищу Жирдяй стоял напротив Машеньки Татариновой — она ждала стеклянный лифт, чтобы вознестись на четвертый этаж «МКАД Плаза» для проверки прихода по экстренному вызову электриков в секцию «Все для дома», где перегорели предохранители на щитке.

Так она сама объявила Олегу Шашкину. И улыбнулась. Лифт опустился — прозрачная кабинка.

— Ну ладно, мне работать надо, некогда. Пока, Олег.

— Пока… то есть подожди, — Олег Шашкин удержал ее за руку.

Машенька глянула на него снизу вверх — толстый… какой жирный… щеки залились багровым румянцем, и даже бритая макушка сейчас красная как помидор.

Лифт наполнился посетителями торгового центра и вознесся.

— Я это… я хотел спросить… может, сходим сегодня куда-нибудь вечером, когда ты закончишь работу?

— Куда? — удивилась Машенька. — Тут же все начнет закрываться.

— Не все, тут есть круглосуточные — и кинотеатр, и кафе. Или хочешь, поедем куда-нибудь?

— Куда? — снова спросила Машенька, улыбаясь. А сама подумала: куд-куда-а-а это я поеду с тобой, толстый? Ты жирный. Ты потный. Ты красный как рак. Фу, ты такая проза, Олег… ты такой отстой.

— Да куда угодно. Хочешь, в клуб ночной — любой. Хочешь, в «Пушкин» — ресторан, хочешь, в отель «Украина».

— В отель?? — Машенька изогнула брови, вырвала руку сразу.

— Нет, нет, я не то имел в виду… там у них ресторан крутой на верхотуре, вечером всю Москву видно, Кутузовский. Москва-Сити, небоскребы. У меня есть деньги. Я давно тебе хотел сказать — у меня ведь до фига бабок, — Олег Шашкин по прозвищу Жирдяй заторопился, потому что лифт — черт стеклянный, снова начал снижаться.

— Правда? Ты что, богатый?

— Да, у меня куча бабок.

Лифт опустился, открыл двери.

— А мне что за дело до твоих денег? — спросила Машенька капризно, однако в лифт не вошла, пропустила и на этот раз.

Наставила ухо — слушать.

— Ну, я подумал… я бы мог купить тебе что-то… да все, что угодно, что хочешь, — Олег Шашкин наконец-то перестал мямлить, заговорил увереннее, выпрямился, стал выше ростом и словно еще толще. Прямо человек-гора. Или человек-слон.

— Зарабатываешь так много?

— У меня от отца бабки остались. Полно. Если хочешь… если только захочешь — на Мальдивы могли бы слетать. Вдвоем.

Лифт где-то там, наверху.

Машенька окинула Олега Шашкина оценивающим взглядом.

— Ты милый, — сказала она.

От этого он залился краской еще гуще.

— Может, пойдем кофе выпьем? — спросил он.

— Мне надо работать, извини.

— Но вечером… вечером ты согласна? Чтобы это… со мной… куда только захочешь, куда пожелаешь…

Машенька смотрела куда-то мимо него. Внезапно щеки ее тоже порозовели.

— Да, хорошо… то есть нет, извини, я сегодня не могу, у меня урок верховой езды, и матери надо помочь. Все, пока, увидимся потом. Я пошла. Ты правда милый, Олег.