Девицы-подростки, восторженно глотавшие дорогой дым, переглянулись. Красавица, не посмотрев на Вику, молча достала пачку и ухоженным наманикюренным пальчиком выщелкнула сигарету, протянула и зажигалку.

«Типсы, ― невольно отметила Вика, ― от природы таких ногтей не бывает».

Она прикурила, вернула зажигалку, сказала спасибо.

Красотка едва кивнула. Весь ее вид совершенно не вязался со омерзительной уборной дурдома.

Она была необыкновенно красива, и было понятно, что такая красота стоит недешево. Девушка явно стриглась и красилась в дорогом салоне. Темно-коричневые, до лопаток, волосы отливали в красное. Матовое лицо с оливкового цвета загаром выглядело идеальным даже без следа косметики. Брови ― безупречной формы, похоже, умелый визажист лишь немного их подправил. Карие миндалевидные глаза кажутся подведенными, настолько густые и длинные у девушки ресницы. Носик с тонкими чувствительными ноздрями слегка вздернут, выпуклые губы под ними красиво очерчены, подбородок совершенной формы. Фигурой бог тоже не обидел, хотя рост не для подиума, зато все очень соразмерно: и ширина привычно развернутых плеч, и угадывающаяся под коротким халатиком грудь, и бедра, и ноги в изящных ярко-красных тапочках на каблучке. На девушке был халатик и комбинация из натурального шелка. У Вики имелась парочка подобных дорогих комплектов, но обычно она предпочитала длинные трикотажные футболки и махровые халаты, и сейчас была именно в таком. Красавица выглядела очень грустной. Угостив подруг по несчастью сигаретами, она больше не обращала на них внимания.

Две шалавы, на вид старшеклассницы, смотрелись истасканными рядом с этой совершенной красотой. У обеих нечистые прыщавые лица, брови неровно выщипаны «в ниточку», в ушах на двоих не меньше пятнадцати дешевых сережек. Обе низкорослые и коротконогие. У той, что чуть повыше, волосы ядовито-лилового цвета, у второй сальные отросшие темные корни, а концы ― где выжженные до белизны, где желтые как подсолнух.

Раньше Вика считала, что молодость всегда выиграет против ухоженности, но сейчас подумала иначе. Эти глупышки всеми силами стараются выделиться, быть непохожими на других, и только вредят своей внешности.

Она искоса посмотрела на собственное отражение в грязном зеркале ― жалкое зрелище, но все же не такое отталкивающее, как у этих маленьких дурочек.

– Вы не знаете, сколько сейчас времени? ― спросила она, когда покурив, девушки собрались в палату.

Красавица вышла, не ответив ничего, а девчонки поспешили поделиться своими знаниями:

– Здесь часов ни у кого нет. Но ужин уже был, давно. Так что девять, наверное.

– А чаю попить нельзя?

– Не-а. Только воду в бутылках, если вам в передаче будет. Попросите, чтобы вам сигарет прислали…

– А как попросить?

– Утром записки будут собирать. В соседней палате у старухи, которая ближе всех к медсестре, блокнотик есть, и карандаш.

– А сюда что, родственников не пускают?

– Вы чего? ― выкатила глаза крашенная в блондинку девчонка. ― Это же дурдом!

– Да не дурдом, а психиатрическое отделение при институте скорой помощи, ― поправила ее подруга. ― А вы чего сюда попали?

– Случайно выпила слишком много снотворного.

– Случайно? Из-за несчастной любви?

Вика не стала отвечать, зато девушка рассказала их историю:

– А мы у одного хачика таблеток купили, ну, типа веселящих, чтобы на дискаче с тоски не киснуть. Решили заранее попробовать в парадняке, и покурить заодно, на улице-то холодрыга… По паре таблеток всего проглотили, закурили… а чего потом было ― не помним. Может, зря куревом догонялись? Врачи говорят ― передоз. Какой передоз, мы ведь не наркоманки! Вот, Лилька соврать не даст ― мы сколько раз на дискачах таблетки покупали ― и ничего… Это хачик, сволочь, нам дерьмо какое-то подсунул.

Виктория с жалостью глядела на дурных подростков.

– И давно вы здесь?

– Не знаем. Лилька вчера очнулась, а я позавчера. Какое число сегодня?

– А меня когда привезли?

– Сегодня утром мы проснулись, а вы уже лежите, с капельницей.

– Значит, шестнадцатое.

– Во как! А на дискач-то мы тринадцатого намылились. Выходит, я в отключке сутки была, а ты еще больше, ― подтолкнула она подругу.

Та вдруг вспомнила:

– Вы, если записку писать будете, сигарет побольше просите. А то без курева ― совсем труба. Мало того, что жрачка поганая, ни телевизора тебе, ни радио ― так еще и покурить нечего.

– Хорошо, я напишу.

Вика вернулась к своей кровати. То ли оттого, что покурила, то ли еще не пришла в себя, но на нее вдруг накатила ужасная слабость. Она легла, накрылась тощим одеялом и почти сразу провалилась в сон.

Разбудил крик медсестры:

– Подъем! За завтраком! Кто не успел ― тот опоздал!

Вика поднялась и поплелась вслед за мигом вскочившими девчонками. Пока добралась до сестринского поста, на двухъярусной алюминиевой тележке осталась одна тарелка и одна чашка, алюминиевая ложка с несколько раз перекрученной ручкой тоже была последней.

Самым вкусным из завтрака оказался кусок серого хлеба. Недоваренную пресную пшеничную кашу Вика доела только потому, что понимала: другой еды не предвидится, а пустому желудку требуется подкрепление. Впрочем, каши в тарелке было с гулькин нос и чаю в допотопном бокале без ручки совсем мало, она выпила его в три глотка.

Красавица у окна к своей тарелке не притронулась. Неужели сама поднялась и сходила за этим варевом? Скорее всего, девчонки услужили. Они расправились со своими порциями еще быстрее Вики, и, пошептавшись, подошли к койке у окна просить добавки. Красотка равнодушно кивнула. Девицы разделили кашу и хлеб поровну, и тут же сметелили их.

После еды привычно захотелось курить. Попросить у красавицы показалось стыдно. Та лежала, уставившись в окно глазами, полными слез. Любительницы расслабиться при помощи таблеток тоже не решились к ней подойти. Они навестили соседнее отделение и через несколько минут, довольные, скрылись за дверью туалета. Вскоре Виктория заглянула туда и увидела, что девчонки курят что-то без фильтра. Проснувшаяся гордость не позволила спросить, где они раздобыли сигареты. Подумала, что лучше сейчас найти бумагу и написать записку. Наверное, кто-то попытается ее проведать… Хорошо бы Иришка.

Сухонькая женщина лет шестидесяти вырвала лист из блокнотика, и ручку дала, предупредив, что следует поторопиться, записки принимают только утром, до прихода врача.

В записке Вика просила прислать ей туалетные принадлежности, бумагу, салфетки, ручку, воду, сигарет и какой-нибудь простой еды. Сообщила, что чувствует себя нормально. Вспомнив, с каким страхом смотрела Анюта, попросила успокоить ее: мама скоро будет дома.