Оказавшись случайно в компании Вилла Сэдлера – Оксфорд невелик, встань на Карфаксе, и рано или поздно весь мир пройдет мимо тебя, – я услышал рассказ студента о том, как его и Ральфа Бодкина остановили на пути из «Золотого креста» и как врач вернулся осмотреть тело Ферна. Но в его истории не было ничего из ряда вон выходящего. Я был все более склонен полагать, что расследовать было нечего.

Мы продолжали играть во дворе таверны. Еще один день, еще одна пьеса. Как и предсказывал Дик Бербедж, количество наших зрителей действительно увеличилось после случившегося. Но, как предсказывал также и Шекспир, пребывание актеров в городе, похоже, подходило к концу. Число умерших от чумы неумолимо росло, и по тому, как рассеивались по городу смертные случаи, можно было предположить, что Ее Величество Чума действует в своей обычной манере – то есть наобум.

Шекспир и Дик Бербедж нанесли визит госпоже Ферн. Не знаю, о чем говорили пайщики с вдовой, но договорились они – во всяком случае, в том, что касалось труппы, – что частное представление «Ромео и Джульетты» состоится в доме на Хедингтон-хилл в запланированное время. Собирались явиться Константы и Сэдлеры – не только ради пьесы, но также чтобы отдать должное памяти, о покойном докторе.

Я не совсем забыл историю, которую поведала мне Сьюзен Констант, о том, что ее кузину кто-то пытается отравить и что кто-то зловещий часто появляется у ее дома, оставляя глиняные фигурки у двери, и так далее. Но я склонен был приписать все это чересчур развитому воображению. Если Сара Констант действительно больна, то разве нельзя отнести это на счет страха, связанного с предстоящей свадьбой, и ее чувствительной натуры? Я помнил, как она, дрожа, рассказывала о криках мучеников, слышанных ею, и видении языков пламени, пожиравших их на Хай-стрит, хотя все это случилось задолго до ее рождения.

Кроме того, потрясение от смерти Ферна затмило собой всю эту историю с отравлением и загадочными фигурками. То, что рассказала мне Сьюзен, – только слова, но смерть Ферна случилась на самом деле, что делало ее еще более трагичной.

Связать обе ниточки воедино смог не кто иной, как Абель Глейз.

Как видите, я рассказал ему все. Ну, не совсем все. Я умолчал о своей ночной встрече с троицей в капюшонах и о том, что недавно мельком видел из окна спальни. Но я подробно описал страхи Сьюзен за здоровье своей кузины. Она не связала меня обетом держать все в секрете, хотя, возможно, ей бы следовало это сделать. Я также поделился с Абелем всеми измышлениями по поводу смерти Ферна. Это было лучше, чем ничего не предпринимать вообще.

Я знал, что Абель смотрит на меня как на наставника – во всяком случае, я так себе льстил, – хотя бы потому, что я был со «Слугами лорд-камергера» гораздо дольше, чем он. В некотором смысле именно я привел его в труппу. По сравнению с ним я был знатоком пьес и актерского мастерства, так же как он был сведущ в способах обмана на большой дороге. Я мог обратиться к Джеку Вилсону или Лоренсу Сэвиджу, но боялся, что они посмеются над моими догадками.

Наш с Абелем разговор состоялся за сценой во время представления. Мы играли «Мир занемог», жестокую драму Ричарда Милфорда о неожиданной смерти и хладнокровной мести. Странно было обсуждать настоящую смерть так близко от того места, где она произошла, и в то же время изображать смерть перед публикой. Особенно мне, так как я играл роль Виндиче и время от времени должен был прерывать наш диалог и выходить на сцену, чтобы вынашивать коварные планы и мстить. К счастью, мне не нужно больше было падать, потому что лодыжка моя еще давала о себе знать. О таком незначительном увечье, впрочем, забываешь, когда оказываешься на глазах толпы. Роли Абеля в этой пьесе были гораздо меньше, но и ему нужно было держать ухо востро, чтобы не пропустить своей реплики. Из-за этого наш разговор получился довольно отрывочным.

В любом случае, когда я, путаясь, выложил ему все, что касалось Константов и доктора Ферна, Абель Глейз какое-то время помолчал, а потом спросил:

– Доктор Ферн был крестным Сары Констант?

– Да, так.

– А могла она что-нибудь сказать ему, пожаловаться на свое здоровье?

– Может быть. Но ее кузина Сьюзен считает, что Сара отказывается верить в то, что с ней действительно что-то не так.

– Но предположим, что доктор пришел к такому же заключению, что и Сьюзен. Он, в конце концов, был доктором. Может, он тоже обнаружил у нее признаки отравления.

– Да…

– И предположим, ты прав в том, что в смерти доктора Ферна есть что-то странное. Вплоть до убийства.

– Да.

– Тогда предположим…

– Подожди секунду, Абель.

Я остановил его, потому что должен был выйти в качестве Виндиче и произнести речь о сладости мести, а потом заколоть кардинала. Исполнив свой долг, я вернулся, и мы продолжили свой тайный разговор шепотом за кулисами.

– Ты как раз собирался что-то предположить, Абель. Говори.

И он сказал. И то, что предположил Абель Глейз, было довольно мудрено.

По Абелю, выходило, что доктор Ферн раскрыл некий заговор против Сары Констант и это открытие навлекло на него опасность, смертельную опасность. Что доктор Ферн собирался разоблачить того, кто бы ни замышлял против Сары Констант, и этот кто-то, таким образом, вынужден был перейти к решительным действиям. Даже если это означало убийство доктора в середине представления.

Странно, но чем больше говорил Абель, тем больше я сомневался.

– А как быть с запертой комнатой? – спросил я и указал на роковую дверь. Мы прислонились к стене лишь в нескольких ярдах от нее.

– О, запертая комната – это мелочь.

– Необъяснимая мелочь.

– Забудем о ней – всему свое время.

– Не знаю, когда придет ее время, но рано или поздно это придется объяснить.

– Придумал! Может, Ферн сам повернул ключ в замке.

– Выдающийся подвиг для мертвого человека.

– До того, как он умер, Ник. Он тяжело ранен, умирает, но не знает этого или, скорее, не осознает, что вообще делает в последние минуты своей жизни. Остался только инстинкт. Ему удается закрыть дверь перед носом своего убийцы.

– Но если у него еще остались последние крупицы разума, разве не пошел бы он искать помощь?

– Нет, если человек, заколовший его, все еще там, за дверью.

– Ты забываешь, Абель, что все это происходило во время перерыва «Ромео и Джульетты». Вокруг было полно народу.

– Ну, ты знаешь, что такое перерывы. Никто по-настоящему ни на кого не обращает внимания. Все слишком заняты собственными делами.

– Но это тебе не закулисье «Глобуса», где все закрыто и чужие не ходят. Там и зрители бродили тоже.

– Это только добавляет неразберихи. Никто не задерживается на одном месте больше чем на пару секунд.

– Я был там, однако все время сидел на этой скамье возле коридора. Я же повредил ногу. И уж точно ничем не был занят.