– Знаю, – кивнул Алексей. – Это означает солнце.

– Ну, а эти таблетки называются, похоже: «Ярина». Я потому и запомнил. И вы тоже должны запомнить.

– Мы договорились, что не будем считать друг друга слабоумными.

– О’кей, – кивнул Тема. – Спасибо, что напомнили, с кем имею дело.

– И тебе спасибо за ответы. Мог бы меня послать, как это сделал твой отец. Я и в самом деле здесь никто.

– А он вас послал? – с интересом спросил парень.

– Да. А твоя мать сбежала от моих вопросов. Сказала, что идет за талонами на питание, хотя я сильно сомневаюсь, что они ей нужны. Что такое для нее пять евро? И даже пятнадцать.

– Вот видите, какой я хороший, – Тема вновь подарил Леонидову одну из лучезарнейших своих улыбок. – Ответил на все ваши вопросы и был предельно вежлив и откровенен.

– Слишком хороший, – вздохнул Алексей и встал. – Просто-таки ненатурально хороший. Пока материться не начал. В том-то и штука. Зачем ты в это играешь, Артем? А?

– Вы же мент. Догадайтесь!

«Чем же мне тебя прижать?» – гадал Леонидов, бредя по залу ожидания. Он шел к Сереже. А заодно хотел спросить у жены насчет таблеток. От ответов на два этих важных вопроса зависел дальнейший ход расследования. Его только что больно щелкнули по самолюбию. И кто? Девятнадцатилетний пацан! Вот откуда они такие берутся? Никаких комплексов, зато наглости – вагон. Ведут себя раскованно, совершенно свободно и так же легко и свободно называют вещи своими именами. Люди среднего возраста, а в особенности пожилые, брюзжат или откровенно плюются:

– Ну и молодежь пошла!

Ругать молодежь – это нормально. Когда-то точно так же ругали двадцатилетнего Лешку Леонидова, теперь он сам, бывает, брюзжит, глядя на подросшего Сережу. Но если быть объективным, Артем Катыков вызывает восхищение. Как очаровательно он хамит! И кому? Менту! Вероятно, потому, что чувствует свою безнаказанность. Потому что на чужой территории. Артем был сегодня так многословен лишь потому, что они застряли в аэропорту. И надо как-то убить время. А вдруг ему и впрямь скучно? Забавляется, играя в преступника.

Разве не тем же занимается сейчас он, Алексей Алексеевич Леонидов? Тренирует мозг, чтобы к работе вернуться в форме. У него здесь нет оперов, которым можно поручить сбор информации, нет эксперта, нет базы данных. Нет никаких рычагов власти. Даже уголовного дела, в рамках которого можно работать. Только он сам, глаза, уши и мозг. Заставить преступника расколоться он может только хитростью или прямой угрозой разоблачения. Надавить, напугать. Но надо знать, чем.

К примеру, чего боится Элина?

А Артем?

«Думай, сыщик, думай…»

Все случилось на чужой территории. В этом-то и беда…

– Саша, привет! – Алексей сел рядом с женой. На коленях у нее лежала голова спящей Ксюши. Напившись горячего молока, дочь успокоилась и наконец решила поспать. Саша, казалось, тоже дремала, но, когда он заговорил, открыла глаза.

– Вроде виделись, – удивленно сказала она. – Почему вдруг «привет»?

– Так. Соскучился. Показалось, что не видел тебя целую вечность, любимая.

– Когда ты так говоришь, Леша, мне становится не по себе, – поежилась жена. – Издалека заходишь. Говори прямо: что случилось?

– Да ничего не случилось. Просто шел мимо.

– Ты даже на отдыхе не ходишь просто так. Вечно кого-то выслеживаешь, выспрашиваешь. Тебе давно лечиться надо, Леонидов, – сердито сказала Саша. – У тебя профессиональная болезнь, называется паранойя. Ты всех подозреваешь.

– Я не буду говорить, как называется твоя болезнь, – не удержался он. – Это, видимо, тоже профессиональное. Все учителя – невротики.

– Вот теперь я тебя узнаю!

– Давай не будем ссориться, – миролюбиво сказал Алексей, вспомнив, что еще надо получить от жены важную информацию. – Я понимаю, мы все устали. Не надо срывать злость друг на друге. А кстати, почему ты здесь? Ты перестала бороться за права?

– Ты же доказал мне, что это совершенно бесполезно.

– Да брось! Тебе все говорят спасибо.

– Хватит острить, Леонидов! – разозлилась жена.

– Что бы я ни сказал, ты всегда считаешь, будто я тебя подкалываю!

– А разве не так?

– Милая, я искренне выражаю свое восхищение.

– Есть за что. Приехал представитель страховой компании. Пока ты где-то ходил, я с ним поговорила и все ему объяснила. Насчет Манукова. Осталось только выяснить, кто подпишет документы? Надя-то несовершеннолетняя. Надо выяснить, кто будет ее опекуном, а пока тело ее отца оставят в итальянском морге. До востребования.

– А мать?

– Леша, я понятия не имею, как поступить в этом случае. Ее, видимо, тоже увезут из аэропорта в морг. Только в московский. Иди и узнай, с кем из родственников Мануковых можно связаться в столице?

– Родители Геннадия умерли, насколько я знаю.

– А родители Людмилы?

– Надо выяснить.

– Вот и выясняй!

Он всерьез задумался.

– Леша, что с тобой? Почему ты сидишь?

– Так. – Он покосился на жену. – Думаю.

– Говори уже: что тебе надо?

– Да ничего мне не надо!

– Врешь! Сколько лет я тебя знаю? Говори! Только тихо, а то Ксюшу разбудишь.

– Саша, есть такие таблетки, «Ярина».

– Ну, есть.

– А от чего они?

– Не от чего, а против чего. Это противозачаточные.

– Как ты сказала?! – Он аж подпрыгнул.

– Я же сказала: не ори! Ребенка разбудишь! Гормональный противозачаточный препарат, довольно сильный.

– А ты уверена?

– Уверена, потому что я его принимала. Но доза гормонов слишком большая, у меня месячные почти прекратились, извини за интимную подробность.

– Ничего, я мент, мне можно. Я и не такое слышал. Так ты говоришь, сильный препарат?

– Да. Мне не подошел. Я перешла на другое противозачаточное. То есть мы, – сказала она насмешливо. – Но ты вряд ли это заметил. Впрочем, ты же сыщик. Ты любую информацию привык перепроверять. Не веришь мне – посмотри в Инете. Ноут дать?

– Не стоит. Я тебе верю, дорогая.

– Какое счастье!

– Так это противозачаточное… Обалдеть! – От волнения он встал. – Ну, держитесь, Элина Виленовна!

– Леша, что с тобой?

Сережа тоже оторвал голову от книжки:

– Что случилось, пап?

– Да, кстати. Хотел у тебя спросить: ты давал ключ от нашего номера Теме? Когда мы уезжали в Венецию?