Работал он много. Очень много. Нужно было спать как можно меньше, а уставать как можно больше. Чтобы не просто засыпать, а проваливаться в черную яму. Никаких воспоминаний, никаких снов. Особенно из прошлой жизни.

Впрочем, однажды он не удержался и решил взглянуть на свою жену. Вернее, сначала на собственный памятник. Приехал на кладбище, увидел могилу писателя Акима Шевалье. Все еще не понял: кого же похоронили вместе него? А если крикнуть во весь голос:

— Я Аким Шевалье! Я жив!

Пожалуй, можно навсегда остаться Акимом Шевалье, в психушке, под присмотром дюжих санитаров. Пока еще не мог тягаться с женой и деньгами ее нового мужа. Бывшего друга. Да и неохота ничего доказывать. Умер никчемный фантазер, бестолковый идеалист. Белоручка и тупица. Как только он себя не ругал! Вернее, того, кто лежал в могиле. Нет, того, кому был поставлен памятник.

Он положил на могилу огромную бордовую розу. Надо же уважить себя любимого. Покойного. И грустно улыбнулся: вечная память! Подошли люди с цветами, поклонники. Взглянув на мужчину с обожженным лицом, поспешно отвели глаза. Все понятно. Жалеют. Что ж, ему здесь больше делать нечего.

Ушел, ни разу не оглянувшись. Какое-то время жил, не задумываясь ни о прошлом, ни о будущем. Просто жил. Шли дни, пролетали недели…

Потом он неожиданно затосковал. По семье, по Зайке. Несколько раз приходил к дому, где жил когда-то со своей семьей. Видел мать, но подойти не решился. Она любила талантливого мальчика Акишу Шевалье. Смазливого, ловкого, нравившегося учителям, потом многочисленным поклонницам. Что она скажет, увидев его теперь? Держалась мать очень прямо и, как ему показалось, выглядела лучше, чем раньше. В ней появились важность и степенность, словно после того, как умер сын, она приняла всю тяжесть его славы на свои собственные плечи. И он не подошел.

Милена, разумеется, не жила больше со свекровью. Наконец-то избавилась! У нее теперь был новый муж, новая большая квартира, новая машина. Что же касается Зайки Шевалье…

Он думал, что дочери будет плохо с отчимом. Ничего подобного! Зайка выглядела довольной и счастливой. Прежний папа ее почти не замечал. Теперь он умер. А новый папа очень внимателен, не скупится на дорогие игрушки, на развлечения. У Зайки было все, о чем только можно мечтать! И новый дом, и новая школа. Новые подруги. Все новое. О прежнем папе она, похоже, не вспоминала.

И он не подошел ни к дочери, ни к жене. С таким лицом, в такой одежде? Уличный музыкант, обезображенный урод. Будет скандал, да. А толку? Ее все равно не вернуть. А что касается мести… Не так же! И не с таким лицом! Иначе это никакая не месть.

Нужны деньги. Много денег. И он работал. Анфиладе вагонов, казалось, не будет конца…

Когда накопилось достаточно денег, решил обратиться к пластическому хирургу. Возможно, есть какие-то средства, чтобы не оставаться таким уродом. Пора было вылупляться из кокона жалости. Жалость принесла неплохой доход, но надобно отныне заняться делом.

Он решил начать с лица. И тогда его судьба сделала очередной решительный разворот, подобно кораблю, поймавшему в паруса свежий ветер. Корабль этот неожиданно накренился, заскрипев всей своей потрепанной снастью, потом развернулся и взял курс совсем на другую землю…

Проснулись они одновременно и переглянулись с удивлением.

— Кажется, я задремала, — виновато сказала Юлия. — Пришла из душа, гляжу: ты спишь. Прилегла рядом. И…

Потом она проворно вскочила с постели и побежала в ванную умываться. Слушая плеск воды, он усиленно протирал глаза и пытался прийти в себя. Голова нестерпимо болела. Жара, гостиница в маленьком городке… Все это похоже на бред…

А день был все такой же длинный. Июньский день: год в зените, короткие ночи не успевают утешить и проходят без следа.

— И чем предлагаешь заняться? — спросил, когда она вернулась из душа.

— Поедем на речку.

— На речку?

— А что? Здесь душно. А после четырех самый загар.

— Ты, понятное дело, загорать привыкла в других местах, — с иронией сказал он. — За границей. Турция, Греция…

— Это что? Зависть?

— Предупреждение. Здесь таких пляжей нет.

— Мне все равно.

Он пожал плечами: как госпожа прикажет. И натянул шорты. По пути заехали в магазин, накупили чипсов, сухариков и воды. Альфа радовалась. Собака нестерпимо страдала от жары. Речка здесь была чистая, глубокая, хотя и не широкая. До самых сумерек они сидели у воды, друг с другом почти не разговаривали. Купались, лежали на солнце, пили и ели. Наконец, Глазов решился:

— Поговорим?

— О чем?

— Я так понял, что о твоем муже расспрашивать бесполезно. Равно как и о твоем прошлом. Но завтра нам надо вернуться в Москву. Я должен позвонить знакомому, который на Петровке работает. Старый должок.

Она вздрогнула:

— Где работает?

— На Петровке. А что ты так разволновалась? Ты, кстати, с ним недавно беседовала. Некий Мельников Аркадий. У нас с ним договоренность. Он дал мне информацию, которая вывела на след Акима Шевалье, взамен я ему должен другую информацию. О том, кто убил того смазливого парнишку. Альфонса. Кажется, его Иваном звали?

— И что ты ему скажешь? — Глазов пытался понять, что у нее на уме, но Юлия спрятала глаза за стеклами солнцезащитных очков. Голос у нее был вялый, безжизненный.

— Ну, намекну осторожно. Есть, мол, народный заступник. Но далеко, не достать… Послушай, ты опять нервничаешь. В чем дело?

— Ни в чем. Со мной все в порядке.

— Мне так не кажется. Я тебя чем-то обидел?

— Если только тем, что ты мужчина, — устало сказала она. — У вас, у мужчин, всегда есть что-то еще. Ваша жизнь заполнена до отказа. Работа, машина, теннис, сауна, друзья, другая женщина, наконец. А нам остается только ждать. Вся жизнь проходит в ожидании…

— Кто тебя обидел, Юля? — не выдержал Глазов.

Она невольно сжалась и отрицательно покачала головой: не скажу. Он пододвинулся вплотную, прижал ее к себе, сказал как можно мягче:

— Ты не права. Вся эта работа… Это же для вас. Для того, чтобы вы не жаловались на отсутствие денег. И вообще: чтобы у вас оставалось как можно меньше времени для упреков, мы и работаем как можно больше.

— Мой муж… Разве я его упрекала? Просила что-нибудь? Единственное, чтобы он хоть изредка проводил выходные в семье. Хотя бы раз в месяц! Так много?

— Послушай… Ведь его уже год как нет! Пора бы уже успокоиться. А я вот он. Живой, здоровый. И-с тобой!

— Ты просто опоздал, — вздохнула она.

— Глупости! Куда опоздал? Ты женщина хоть куда, я вообще юноша в полном расцвете сил, — с иронией сказал он и шутливо расправил плечи. — Жизнь только начинается. Ты свободна, я разведусь. Детей у меня нет. Всегда жалел об этом, а теперь радуюсь. Кузьминична что сказала? Забыла? Все будет нормально. Ну? Не кисни!