– Она ведь раньше жила в Чикаго? И возможно, захочет туда вернуться?

Уиллоу знает, чего хочет Лайла? И намекает мне?

– Тебе виднее.

Уиллоу качает головой.

– У нее слишком хаотичные мысли.

– Что значит «хаотичные»?

– Трудно объяснить. Ты сам говорил, что у нее провалы в памяти. А вот мне кажется, что там всего слишком много, тяжело обработать информацию. Один слой накладывается на другой, и я не в состоянии пробиться через залежи. Да и не мои это мысли, зачем их разгребать? Проще игнорировать.

– Наверное, ты правильно поступаешь.

Она горько усмехается.

– По-моему, мы уже давно перестали различать, что правильно, а что нет.

Какое-то время мы молчим. Мы оба понимаем, что ведем себя нехорошо, – и каждый из нас надеется, что другой не положит конец этим отношениям. Мы явно наслаждаемся обществом друг друга, иначе не устраивали бы ежевечерние посиделки.

Уиллоу задумчиво смотрит на меня.

– Что произошло в тот вечер, когда в вас с Лайлой стреляли?

Я переминаюсь с ноги на ногу.

– А не проще ли тебе покопаться у нее в голове? Мне действительно не хочется об этом говорить.

Уиллоу молчит несколько секунд, затем произносит:

– Я могла бы… но хочу услышать твою версию.

Воспоминания не из приятных. Изложив на допросе в полиции каждую деталь, я твердо решил больше на эту тему не распространяться. Однако Уиллоу ждет. Я открываю рот… И тут совсем рядом сверкает молния, и небо раскалывает оглушительный гром. Уиллоу вздрагивает; все погружается во тьму.

Освещение на кухне вырубилось мгновенно – как и электричество во всем доме.

Раскаты грома еще не успели смолкнуть, когда Уиллоу вскрикивает:

– Лидс!

Она явно напугана.

Я ощупью нахожу ее, массирую ей плечи и успокаиваю:

– Все хорошо. Просто вырубился свет. Через пару секунд включится.

Уиллоу, отшатнувшись, срывающимся голосом выпаливает:

– Что происходит? Где мы?

Кухню освещает очередная вспышка молнии. Лицо девушки то высвечивается, то погружается в темноту. В ее глазах застыл ужас. Я тотчас понимаю – это уже не Уиллоу.

– Лайла?

– Что, черт возьми, случилось? – восклицает она громче и пятится от меня. Затем хватается за край стола, дико озираясь вокруг. – Почему я на кухне?

Я торопливо привлекаю ее к себе и кладу руку на затылок.

– Все хорошо. – Нужно срочно выдумать причину, почему она оказалась на кухне и не помнит, как попала сюда. – Отключилось электричество, и мы внезапно проснулись.

– А почему я не помню? Как мы попали на кух… – Она внезапно замолкает.

Затем медленно выдыхает.

По тому, как она расслабилась в моих руках, я немедленно понимаю, что вернулась Уиллоу.

– Прости. – Она высвобождается из моих объятий. – Я испугалась молнии и случайно выскользнула из тела… А ведь Лайла завтра вспомнит, как внезапно очнулась на кухне.

Мне не нравится ее обеспокоенность – так же, как и обеспокоенность Лайлы.

– Эй! – Я сжимаю ее руку. – Все в порядке. Я скажу ей, что это был кошмар. Или что она ходила во сне.

Уиллоу кивает, судя по выражению лица, явно не успокоенная.

– Ладно. – Она закрывает лицо руками. – Боже, я так виновата.

– Все в порядке, Уиллоу.

Она снова кивает. Но совершенно очевидно, что я ее не убедил.

Да и себя самого тоже.

– Наутро Лайла вспомнила о случившемся?

– Да. Это было первое, о чем она спросила, когда проснулась. Я соврал ей, что, когда выключился свет, я увел ее, полусонную, на кухню. И тут, мол, ударила молния.

– Она купилась?

– Да. Любой человек гораздо охотнее поверит, что он был без сознания или ходил во сне, чем задастся вопросом: а не вселилось ли в него привидение?

Детектив удовлетворенно кивает.

– А что было дальше? Уиллоу продолжала использовать тело Лайлы? Даже после конфуза?

Я вяло киваю. Гордиться тут нечем. Нет достаточно уважительной причины, которая оправдала бы наши действия. И недостаточно уважительной тоже нет.

– С того дня Лайла стала более подозрительной?

– Она постоянно чувствовала усталость и сонливость. По ночам ее тело использовала Уиллоу, и утром Лайла просыпалась озадаченной – почему она встает так поздно, хотя ложится так рано? Она списывала все на травму головы.

– И вы ее не переубеждали?

Прежде чем ответить, я делаю вдох и затем медленно выдыхаю.

– Нет. Я согласился с Лайлой и записал ее на прием к неврологу.

– И что сказал врач?

– Консультация назначена на следующую неделю.

– Вы поведете ее в больницу?

Я качаю головой.

– Не получится. Лайла никогда не простит мне того, что я натворил в последние дни. – Я наклоняюсь и прижимаю ладони ко лбу. – Ситуация вышла из-под контроля, я не в состоянии с ней справиться.

– А почему вы не попросили Уиллоу остановиться, когда поняли, что это наносит ущерб Лайле?

– Я не хотел, чтобы она останавливалась.

– Потому что пытались помочь Уиллоу?

Мне хочется сказать «да», но я качаю головой.

– Скорее потому, что наши вечерние разговоры вошли в привычку. День за днем одно и то же: Лайла засыпает, и Уиллоу овладевает ее телом. Мы смотрим фильмы, я готовлю для Уиллоу. Затем она ложится на диван и читает какую-нибудь книгу, а я работаю над музыкой. У нас не было никакой уважительной причины так проводить время, мы ведь не занялись поисками ответов. Просто наслаждались обществом друг друга.

Детектив кивает.

– А как Уиллоу оценивала свое участие в происходящем?

– Она чувствовала себя ужасно. Как и я.

– Однако вы продолжали в том же духе?

Его вопросы меня все больше удручают.

– Будет ли честным признать, что вы продолжали общаться, так как начали испытывать определенные чувства к Уиллоу?

Я не в силах произнести «да» и просто киваю.

Через два дня мы покидаем гостиницу и возвращаемся в Теннесси. Лайла очень рада.

Чего нельзя сказать обо мне.

Я сижу на банкетке за роялем, рассеянно перебирая клавиши. Весь день нахожусь в подавленном состоянии – словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.