Бабушка сразу насторожилась:

– Но он консумировал ваш брак?

Отбросив покрывала, она жестом велела Мод сойти с кровати и вздохнула с облегчением, увидев пятна крови на простынях и красные полосы, испачкавшие внучке внутреннюю сторону бедер.

– Я горжусь твоей храбростью, – сказала Матильда.

Повернувшись к служанкам, она приказала им снять простыню и отнести ее в большой зал.

– Я вовсе не была храброй, – призналась Мод. – Я столько выпила, что едва понимала, что происходит, а теперь у меня болит голова.

– Вам нужно принять порошок из ивовой коры, миледи, – встрепенулась Барбетта. – Сейчас принесу.

Она выскочила за дверь, а две оставшиеся служанки принялись снимать с кровати окровавленную простыню – доказательство девственности Мод. Если через девять месяцев она родит, то это будет ребенок Теобальда, и никого другого.

Мод омыла кровь с бедер. Когда муж впервые вошел в нее, она стиснула зубы, чтобы сдержать крик. Теобальд извинился, но продвинулся еще глубже, прерывисто шепча, что нужно потерпеть, что в первый раз всегда трудно. Потом станет легче, она должна ему довериться. И она доверилась, обхватив Тео за шею, прижавшись к нему изо всех сил, а он еще дважды сделал ей больно, а затем забился в ее руках, словно умирающий. В эти мгновения, омытые липкой кровью, Мод утратила беспомощность и уязвимость, и ей было даровано первое смутное представление о власти, которую женщина может иметь над мужчиной.

Бабушка помогла Мод надеть нижнюю котту и платье из темно-зеленого льна. Потом Матильда заплела тяжелые светлые волосы внучки в две толстые косы и покрыла их накидкой из легкого шелка. От туго заплетенных кос и тесного серебряного обруча, придерживающего покрывало, головная боль разыгралась еще сильнее. Вернулась Барбетта, неся еще одну дымящуюся чашку, на сей раз – с отваром молотой ивовой коры.

Мод выпила, порадовавшись, что в напиток добавлен мед, который убрал горькое послевкусие. Потом отважилась бросить взгляд на свое отражение в зеркале. Бурная ночь оставила под глазами темные круги, но более ничего в лице не изменилось. Взглянув на Мод, никто бы не догадался, какую пропасть она пересекла прошлой ночью.

В зале новобрачную ждали. Некоторые молодые люди, до сих пор еще не протрезвевшие после свадебного пира, приветствовали ее появление радостными возгласами, ибо прибытию Мод предшествовало торжественное внесение свадебной простыни. Она упорно делала вид, что не обращает на гостей внимания, но лицо ее залил предательский румянец. Мод знала, что мужчины смотрят на испачканный пятнами крови лен и воображают себе ее дефлорацию – не обязательно с участием Теобальда.

Свадебную простыню, как того требовал обычай, развернули и прибили к стене позади почетного стола, как знамя. Взглянув на нее, Мод тут же отвела взгляд и заняла законное место рядом с Теобальдом. Он поцеловал ей руку и официально поприветствовал, назвав «миледи супруга». Он тоже избегал смотреть на простыню.

Оруженосец Теобальда подал ей хлеб и сыр. Мод отказалась от вина и удовлетворилась чашкой пахты. В голове еще стучала боль, но напиток из ивовой коры медленно начинал действовать. Когда они закончили завтрак, Теобальд поднялся на ноги и призвал всех к тишине.

– Как вы знаете, – громогласно объявил он, – по традиции наутро после свадьбы муж в знак признательности преподносит жене подарок. Причем подарок сей предназначается только ей одной и не может быть передарен или продан без ее согласия. – Повернувшись к Мод, он продемонстрировал присутствующим пергаментный свиток, перевязанный красной лентой и скрепленный личной печатью сэра Уолтера Теобальда. – Призываю всех вас в свидетели, что вручаю своей молодой супруге этот подарок, а именно: доходы от пяти замков, двух рыбных хозяйств и двух мельниц, в Эмаундернессе и Норфолке, и распоряжаться этими доходами она будет по собственному усмотрению.

Он торжественно передал Мод свиток, прибавив к нему шкатулку из слоновой кости. Из шкатулки свисала нитка речного жемчуга с золотым крестом, инкрустированным рубинами, в пару к обручальному кольцу.

Мод была ошеломлена. Несмотря на то что происходила она из семьи благородной и состоятельной, ее никогда еще столь щедро не осыпали подарками, как за два последних дня. К тому же Теобальд поступил не просто щедро, но и мудро: драгоценности были символом безбедной жизни, которую он приготовил для жены, а право на доходы давало ей независимость.

– Благодарю вас, милорд, вы очень добры, – сказала она, едва дыша.

– Это очень скромный подарок, – срывающимся голосом произнес он.

Теобальд взял жемчужное ожерелье, возложил ей на шею и поправил крест, чтобы тот висел ровно.

– Моя дочь еще слишком юная, чтобы можно было доверять ей такое богатство, – заметил отец, сидевший по другую сторону от Мод и придирчиво наблюдавший за происходящим.

Теобальд повернулся к тестю.

– Но вы же не считаете свою дочь слишком юной, чтобы выдать ее замуж и вверить ей мое благополучие и благополучие всех обитателей замка, – резко ответил он. – Если Мод готова к одному, то, значит, готова и к другому.

Робер ле Вавасур оттопырил толстую нижнюю губу и менторски изрек:

– Даже самых опытных женщин необходимо наставлять, дабы они не сбились с пути.

– Все необходимые наставления Мод получит от меня, – заявил Теобальд и положил руку на плечо молодой жене: легонько, но словно утверждая свои права собственника. – Ей достаточно лишь попросить.

Ле Вавасур недовольно хмыкнул и помрачнел:

– Не хотел бы я, чтобы мой зять сам вырезал розгу для своей спины.

Теобальд склонил голову, показывая, что понимает опасения ле Вавасура.

– Мы пожинаем то, что сами сеем, – вежливо ответил он.

Во время этой беседы Мод хранила молчание, но ей было приятно, что Теобальд встал на ее защиту. Пожалуй, этого человека она сможет уважать по собственной воле, а не потому лишь, что так велит супружеский долг.

– Милорд муж, позвольте мне удалиться и убрать этот свиток в надежное место, – попросила она.

Конечно же, вполне можно было послать служанку, но Мод хотелось улизнуть под благовидным предлогом. Хорошо, что Теобальд защищает ее, но все равно, присутствуя при этом разговоре, Мод чувствовала себя костью, которую не могут поделить два пса.

– Разумеется, миледи. – Он встретился с ней взглядом, давая понять, что прекрасно все понял.

Мод сделала Теобальду глубокий книксен, коротко кивнула отцу и удалилась.

– Она благородная и славная девушка, – сказал Теобальд, восторженно разглядывая гибкую фигурку поднимавшейся по лестнице Мод. – Она моя супруга, и я вправе немножко ее порадовать.

– Так-то оно так, но ради собственного спокойствия будьте благоразумны: смотрите, чтобы «немножко» не превратилось в «слишком», – проворчал ле Вавасур. – Женщин легко избаловать.