В то же утро Шурку разбудил кошмар. Приснилось ему, что Переверзев в упор влупил ему пулю в самое сердце. Шурка открыл глаза, увидел гостиничный номер и хотел уж обрадоваться, что жив-целёхонек, как вдруг ощутил в груди жгучую боль. «Неужели на самом деле застрелил?!» – в испуге подумал он, схватился за бок и почувствовал, как под ладонью растекается нечто липкое. Глянул на майку и обмер – прямо под сердцем на белой ткани расплылось кровавое пятно.

– Лерчик! Лерчик! – позвал Шурка умирающим голосом.

От его предсмертных стонов сон с Леры словно ветром сдуло.

– Что случилось? – бросился он к другу.

Увидел кровь и в растерянности оглядел номер.

– Кто тебя?

– Марьян Астафьевич, – едва слышно ответил Шурка.

Лера осторожно задрал майку, посмотрел, потёр заспанные глаза, опять посмотрел и вдруг зашёлся в приступе смеха.

– Иго-го-го! Га-га-га! – без остановки гоготал он, как полоумный, и тыкал пальцем в Шуркин бок.

Стопочкин так заразительно смеялся, что Захарьев и сам невольно улыбнулся. А глянув на смертельную рану, конфузливо захихикал. На его груди сидел здоровущий клоп. Похоже, паразит насосался столько крови, что лопнул, как мыльный пузырь, едва его придавили ладонью.

– Вот гад! – отбросил Шурка расплющенного кровопийцу.

– Портрет друга, – съехидничал Лера, забираясь обратно под одеяло.

Следом в дверь стукнули, и в номер заглянул половой.

– Никак кликали-с? – спросил он.

– Кликалис-кликалис, – передразнил Лера и показал на Захарьева. – Вот князь гневается.

– Чего изволите-с? – почтительно склонился трактирный слуга.

Но Шурка, уже знавший, что клопы и тараканы в гостиницах 18 века самое обычное явление, не стал его распекать.

– Давай чаю, – объявил он. – И к чаю чего-нибудь повкуснее и побольше.

– Очень кушать хочется, – пояснил он Лере, когда половой удалился.

Не успели мальчишки выбраться из постелей, как слуга вернулся. В руках он держал широченный поднос с глиняным чайником, кружками и пирогами. Шурка потёр руки.

– Накрывай.

Но служитель не шелохнулся.

– Что же ты?

– Да я жду-с.

– Чего? – переглянулись друзья.

– Да чтоб вы, али вы, – посмотрел она на Шурку, а потом на Леру, – встать изволили-с.

– Да мы встанем, ты на стол накрывай.

– Да как же я буду накрывать, – пожал плечами половой, – покудова вы в постели?

– Да ты нам не мешаешь.

– А простыня ведь под вами-с. Чем стол-то накрывать?

Услышав это, друзья на миг окаменели, а потом повалились от хохота с кроватей. Вот это сервис – ночью простыня, а днём скатерть. Тут не то что клопы с тараканами – крокодилы заведутся…

– Не было бы беды, – заметил Лера, когда они закончили завтрак. – Что-то много мы сегодня смеёмся.

– И сон мне противный приснился, – вспомнил Шурка.

Одевшись, друзья спустились в харчевню. Шурка подозвал полового и зачем-то заказал ему кулебяку, а впридачу большой кувшин молока.

– Я больше не буду, – предупредил Лера, – у меня и так брюхо трещит от пирогов.

– Это не нам, – успокоил Шурка, – это для Фу-Фью с папашей.

– Зачем? – не понял Лера.

– Ты же сам предлагал инопланетян в канареек превратить. Я специально для них новую технологию преобразования разработал.

– Когда это ты успел?

– А за завтраком, пока мы с тобой пироги жевали, – улыбнулся Шурка. – Теперь никаких самопроизвольных обратных процессов не будет. И в первородное состояние Фу-Фью сможет вернуться, если только очень постарается.

Лера вспомнил, как со страху превратил себя с Шуркой в стулья, как они мучились, и с какими трудностями им пришлось возвращаться в свой прежний вид.

– Если в новой технологии тоже миллионы вариантов, – повеселел он, – то инопланетянам полжизни придётся нужную формулу искать.

– Главное, чтобы от нас отстали, – подытожил Шурка. – Правда, Фу-Фью может додуматься до автоматической системы поиска…

– Всё равно на это уйма времени понадобится. А как ты их преобразуешь? Они же в остроге. Сам, что ли, к ним пойдёшь?

– Была охота по тюрьмам шататься, – усмехнулся Шурка и взял в руки кувшин. – Информацию можно передать через любой предмет, а ещё лучше через жидкость.

Окунул два пальца в молоко и что-то быстро прошептал.

– Эй, любезный, – окликнул он полового спустя минуту.

И, когда тот подошёл, протянул ему серебряный рубль.

– Снеси, пожалуйста, сию снедь купцам, которые канарейками торгуют.

– Персякам? – переспросил слуга. – Кои драку учинили?

– Им самым.

– Не понесу, – заявил половой. – Бесовское отродье.

Шурка достал ещё один целковый. Выражение лица трактирного слуги смягчилось, но с места он не двинулся.

– Что ещё?

– Хозяин не одобрит-с, ругаться будет, да и ударить может.

Только после третьей монеты половой взялся за поднос. Подхватил другой рукой кувшин с молоком и покинул трактир.

Присев за столом у окна, друзья наблюдали, как он пересёк площадь и скрылся за дверью съезжей избы.

– Всё, – встал Шурка, – пошли извозчика искать.

На краю площади, как на заказ, стояла пегая[172]лошадка, запряжённая в коляску со сложенным верхом. На передке коляски сидел мужик в балахоне из белого холста, подпоясанный жёлтым кушаком[173]. На голове его красовалась чёрная шляпа с перевязью такого же жёлтого цвета.

– Смотри, – удивился Лера, – точно как наше такси с жёлтой полосой, только без шашечек.

По пути к извозчику Шурка зашёл в книжную лавочку и за 35 копеек купил книжку.

– Что это? – заинтересовался Лера, когда они взобрались на сиденье коляски и назвали усадьбу Переверзева.

Шурка показал. На обложке было написано: «Способ, изведанный опытом, превратить ветреную и упрямую жену в постоянную и послушную».

– Ты что, жениться собрался? – удивился Лера.

– Нет пока, – улыбнулся Шурка. – Просто в этой книге бумаги много, вот я её и взял. Сейчас преобразую и из каждого листа сделаю по сто рублей…