были поставлены в крайне тяжелые условия, приведшие фактически к потере всего их конского состава: «…интендантство в настоящее время отпускает фураж в очень ограниченном количестве… купить [его]… не представляется возможным за неимением такового в продаже, а косить нечего, — все, что только было, уже скошено». Например, во 2-й отдельной Забайкальской казачьей бригаде, которая зимой 1916/17 г. находилась в «усиленной рекогносцировке» местности в районе горных перевалов близ селения Баинджака, сложилась следующая ситуация: «За отсутствием в горах жилых помещений, людям пришлось спасаться от бурана в снеговых норах. Фуража [в] эти дни совершенно не было; только читинцы… двигавшиеся по менее разоренным местам, имели возможность достать саман… Форсировка зимой… перевалов, при полном отсутствии фуража, сильно отразилась на конском составе. Довольствие по южную сторону перевалов стало еще более затруднительным — транспорты едва могут подвести в сутки по фуражу зерна на лошадь и по фунту хлеба на человека. Сена и самана нет совершенно, приходиться кормить прошлогодними листьями дубняка, но и за этим кормом нужно ехать 10–15 верст от биваков… На подножный корм можно рассчитывать не ранее середины апреля. Продержаться этот срок на дубовых листьях едва ли возможно… Разъезды… водят лошадей в поводу и каждый день бросают выбившихся из сил 2–3 лошадей». В итоге к 12 (25) марта 1917 г. в обоих полках бригады (2-м Нерчинском и 2-м Читинском Забайкальского казачьего войска) лошадей, которые «потеряли работоспособность и, в случае работы, при данных условиях корма, верные кандидаты на падеж, но, при условии месячного отдыха, с достаточным кормом, могут вновь войти в строй», насчитывалось 411 голов, а к «еще работоспособным, но через 6 дней, при данных условиях корма, потеряющих работоспособность» относились «все остальные наличные кони». При этом число убитых, раненых и брошенных за невозможностью двигаться составляло всего 18 лошадей[282].

О недостатке фуража свидетельствуют и уменьшенные нормы конского довольствия в казачьих кавалерийских частях. Так, к декабрю 1916 г. в 3-м Лабинском полку Кубанского казачьего войска суточная дача состояла из 12 фунтов ячменя, 6 фунтов сена и 6 фунтов саману. К январю 1917 г. в 3-м Кавказском полку Кубанского казачьего войска, при нормальной даче ячменя, пришлось снизить количество сена до 4 фунтов, а в частях Курдистанского и Касри-Ширинского тактических отрядов: ячменя из магазина — 8 фунтов, ячменя, заготовленного войсками, — 7 фунтов, сена из магазина — 5 фунтов и сена, заготовленного войсками, — 5 фунтов[283].

Такой крайне низкий уровень снабжения довольствием сказывался весьма отрицательно на боеспособности не только одних казачьих формирований, но и всего Кавказского фронта в целом. Об этом свидетельствуют слова командующего 2-м Туркестанским армейским корпусом генерала Пржевальского, сказанные им в октябре 1916 г.: «Мы свободно можем идти хоть до самого Константинополя!..Перед нами турок почти нет, и гнать их нам ничего не стоит. Но мы не можем идти, так как у нас нет ни провианта, ни фуража…»[284]

Спасало казачьи части от голодной смерти лишь то, что их периодически переводили на дислокацию возле крупных городов или дорог, а также отводили на отдых в прифронтовой тыл, где работа интендантской службы была налажена, а на рынках, благодаря тыловому подвозу, постоянно имелись запасы продовольствия и фуража, практически всегда продававшиеся по ценам ниже справочных, то есть рассчитанных государством на основе рыночной конъюнктуры.

Иногда это даже позволяло несколько роскошествовать в еде, увеличивая нормы довольствия в праздничные дни: на Рождество Христово, Новый год, Крещение Господне и т. д. Так, например, 11 (24) февраля 1917 г. врид начальника Штаба Верховного главнокомандующего генерал от кавалерии В.И. Гурко разрешил на предстоящий праздник Святой Пасхи всем нижним чинам действующей армии выдать от интендантства по 1 фунту 85 золотников пшеничной муки, 14 золотников сахарного песку, 10 золотников коровьего масла, 4 золотника соли, а также «заготовить собственным попечением войск», по 2 1⁄5 золотника дрожжей и по 2 яйца. Нижним чинам проходящих команд вместо этого приказано было отпустить по 50 копеек. В то же время уменьшалась дача хлеба до 1 ½ фунта в сутки[285].

Обмундирование и снаряжение казачьим частям выдавалось на интендантских складах (вещевых магазинах) по нарядам интендантов корпусов, отрядов или крепостей. Они обеспечивали казаков: теплыми вещами (шинелями, полушубками, фуфайками, ватными шароварами, теплыми кальсонами, исподними брюками, варежками, перчатками, теплыми портянками, папахами), летним обмундированием (летними суконными шароварами, гимнастическими и суконными рубахами, летними холщовыми портянками, фуражками), бельем (нижними рубахами, подштанниками и пр.), ботинками и валенками, полотенцами, носовыми платками, подсумками, солдатскими палатками и одиночными котелками, а также предметами для подковки лошадей — подковами, шипами и подковными гвоздями[286].

Сапоги же, запасы которых в стране были невелики, отпускались только распоряжением интенданта фронта. Более того, сами казачьи части делать заказы на их поставку во внутренних округах России не имели права. При этом отпуск сапог производился лишь по решению специальных комиссий и по удостоверениям начальников дивизий (отдельных бригад) или их заместителей, при условии что эти сапоги невозможно починить ни на интендантских складах, ни в управлениях уездных начальников[287].

Интендантство заменяло казаку и все его собственные, привезенные по арматурному списку, вещи, которые «изнашивались до негодности» или «утрачивались на войне». Замена производилась бесплатно, без какого-либо удержания из личных средств, через государственную или полковую казну. При этом казенное имущество казачьих частей возмещалось, как правило, натурою, а собственное казачье — деньгами для покупки на рынке. Однако 19 июля (1 августа) 1916 г. Походный атаман казачьих войск при его императорском величестве разрешил интендантствам в последнем случае вместо денег также выдавать казакам сами вещи, если таковые имелись на интендантских складах[288].

При возмещении утраченного действовали определенные правила. Так, исходя из 616-й статьи Положения о полевом управлении войск в военное время 1914 г., командиры казачьих частей, как и в случае с конским пополнением, обязаны были все свои донесения об утере казаками имущества обязательно предоставлять на освидетельствование начальникам дивизий (отдельных бригад), в состав которых входили или к которым приписывались их части.

Другой, уже упоминавшийся в предыдущем параграфе, нормативный акт — 1464-я статья 19-й книги Свода военных положений издания 1911 г. — устанавливал 14-дневный срок, в течение которого командир казачьей части обязан был получить у начальника своей дивизии (отдельной бригады) освидетельствование по факту утери или износа имущества казаков для получения ими или их наследниками пособия на приобретение нового. Если же командир не успевал вовремя взять это освидетельствование или вовсе ничего не знал об утерянных (изношенных) казачьих вещах, то выплату пособия он производил из своего собственного кармана. В конце концов, учитывая то, что