Тем временем, облокотившись на стол, Тринита демонстрировала свои прелести. Да уж, такого маникюра я давно не видала, а зависть… Зависть – это недостойно кикиморы. Вот отчего так хочется этой мымре наманикюренной волосенки посчитать! Но, как делали умные пингвины, улыбаемся и машем.

И я помахала этой демонессе.

– А ты смелая, – отметила она, поднимаясь. – Эти, – девушка неодобрительно качнула головой в сторону притихших парней, – шугнулись.

– До окна далековато, – поделилась наблюдениями я. – Иначе я бы тоже полетала.

– Тринита, – усмехнувшись, представилась дева, протягивая когтистую по-французски ладонь.

– Дана, – во все двадцать восемь (все же для мудрых зубов мне еще рановато) заулыбалась я.

– Приятно, – недовольно выплюнула девушка, прищуриваясь.

Да уж, дружить во всякими-разными она не стремилась.

– Взаимно, – целиком и полностью поддерживая ее политику в отношении ее же, заявила я и отвернулась к братьям.

Гордость – она такая! Поджилки трясутся, за беззащитные тылы страшно, а все туда же – учить и презирать недостойных.

Смешок был мне ответом. Я перевела дыхание и отказалась от мысли, что настойчиво требовала залезть под стол, пока опасность не минует. Вместо этого повернулась лицом к кафедре и, боковым зрением следя за собеседницей Виты, принялась разглядывать остальных адептов тайных знаний.

Иномирцы были и здесь. Что примечательно, едва они входили в аудиторию, все распри и противоречия между остальными решались в мгновение ока. Вампиры и трепетные девы с волчьими (я надеюсь) клыками на шее усаживались рядом и начинали травить анекдоты. Оборотни и дриады переставали выяснять, кто для кого будет когтеточкой, а демоны усаживались вместе, что для их воинственной расы было сродни чуду. Вот так влияли иномирцы на местное население. Никто не хотел сидеть с ними рядом. И это – адаптация?

Впрочем, я и сама не горела желанием искушать судьбу, присаживаясь рядом. Все же дети одного мира. Мы могли быть слишком похожими, чтобы окружающие не заметили за внешностью кикиморы нездешние повадки. А потому я спокойно сидела между болотниками и слушала вполуха вести с полей.

– …он решил поучаствовать.

– Курировать будет?

– Хотелось бы.

– Ты давно мечтала, чтобы так случилось.

– Мечтала. Но там кикимора, прости, Вита, какая-то нарисовалась. Морги говорила, видела их вместе.

– Мало ли что она видела.

– Но они были в беседке!

На этом моменте я предпочла переключиться на разговор братьев о пользе нитроглицерина. По крайней мере, при воспоминании о Нобеле, фартуке бедной женщины, которой не повезло с мужем, и другими персонами, работавшими на поприще науки, я не краснела. Кто бы сказал, что есть бутерброды будет так опасно!

Хлопнула дверь, кто-то смерчем пронесся через аудиторию, остановился за кафедрой и без лишних слов принялся надиктовывать:

– Тема первая. Правила работы с ингредиентами. Техника безопасности. Оказание первой помощи. Устранение органических отходов.

На наименовании последнего пункта, который нам предстояло рассмотреть, я сглотнула. Да уж, какие тут шутки… Руки сами принялись записывать, наплевав на предупреждения. Нет, эту тему я не могу доверить кому-то другому. Такое надо знать! Во избежание!

Спустя час пятнадцать моя правая рука отказывалась функционировать, а в конспекте появилось ощутимое прибавление. Пять листов карандашом плюс еще два листика, испещренные рисунками. После такого даже дева казалось милой и обаятельной, а вот преподаватель… Изверг! И даже его уверения, что дальше будет легче, не смогли поднять моего съехавшего настроения. А я же еще и на боевку сходить хотела!

Только одно обстоятельство облегчило вину нашего химика – он отпустил нас пораньше, и бонусные пять минут я употребила во благо, сбегав в столовую за пирожками.

Болотники оставаться не собирались и клятвенно пообещали открыть заднюю дверь аудитории, чтобы одна голодающая особа смогла проскользнуть незамеченной. Подобного опыта за спиной вашей покорной слуги не имелось, но чисто теоретически должно было сработать. По крайней мере, у голодающего Поволжья эльфийского разлива сработало, и он прокрался в аудиторию незамеченным.

Отстояв очередь и вырвав у других молодых и растущих два пирожка, я, гордая собой, успела слопать один. Второй пришлось зажать в зубах перед дверью. Операция по проникновению на пару началась!

Дверь не подвела, скрипнула едва слышно. Я огляделась по сторонам и вверх. Сидевшие на галерке адепты показали большой палец, дескать, пронесло. Благодарно кивнув, я медленно поползла к ним.

И вот ползу я вверх. Коленки не стучат, половицы не скрипят, адепты показывают, что все окей. Я им киваю, улыбаюсь, как могу (все же пирожок в зубах мешает), и стукаюсь головой о чьи-то туфли. От изумления зубы разжимаются, и мой выстраданный обед падает на черные ботинки. Медленно поднимаю голову, желая высказать гаду все, что я о нем думаю, и натыкаюсь на внимательный взгляд преподавателя. Внимательный, укоризненный и обреченный.

– Я не хотела, – горестно завываю я и бегу на задние ряды. Спину прямо жжет осуждающий взгляд Альтара.

Дура я, дура! Надо было попросить прохожих фамилию препода прочитать!

Что и говорить, пара прошла из рук вон плохо. Мне было стыдно за свое поведение, а еще больше – жаль невинно убиенный пирожок. После встречи с чужими ботинками есть его мне не позволяло вбитое с детства понятие о гигиене, а правило пяти секунд было неприменимо, ибо прошло куда больше времени. Таким образом теплый, надкусанный пирожок почил в урне, едва пара закончилась. Отдать ему воинские почести не получилось – я вылетела из аудитории со скоростью пули, разве что не с ее смертоносностью.

Только уронив себя на собственную кроватку, я наконец дала волю чувствам и пару минут просто выла из жалости к себе и из ненависти к окружающим. Медведь знал свою работу хорошо, не оставляя слушателям ни единого шанса.

Слушатели, в свою очередь, не желали понимать, что тяжкий труд медведя следует уважать и хоть из солидарности послушать больше чем пятнадцать минут, в течение которых кто-то раздобыл швабру, чтобы стучать в потолок. Судя по слаженности действий, концертная программа «расстроенная девушка» исполнялась не раз и потеряла новизну и прелесть. Пришлось закругляться.

Сетуя на черствые сердца соседей, размягчить которые не в силах даже страдания юной кикиморы, я медленно спускалась по лестнице. Смотреть вверх лишний раз не рисковала: стыдно видеть одинокий крюк с отсутствующей иллюминацией.

– Данька, ты куда?

Везение на высоте – это про меня! Сейчас мое везение приближалось к отметке плинтусов и стремительно набирало глубину.

Так бывает, когда тебе меньше всего хочется кого-то видеть, появляется некто, послать которого ты просто не можешь. Не имеешь никакого морального права. Вита была именно из числа таких существ.