— А стена? — переключаюсь я на другую версию. — Вы уверены, что в этом месте нет никакого тайника?

Кулачком я простукиваю то место, где висела картина. Нет, звук одинаковый — что здесь, что у других стен, обитых таким же пестрым шелком.

— Если вы пожелаете содрать обивку, я не буду возражать, — раздается голос Елагина.

Нет, он точно издевается! Как будто бы я стараюсь только для себя! Между прочим, во всём виноват именно его дядюшка!

Я смахиваю соскользнувший на лоб локон. Должно быть, я уже красная как мак. А скоро проснутся остальные гости. Что они подумают, застав нас в кабинете? Представляю язвительные комментарии Китти.

— Обивку мы, ваше сиятельство, тоже снимали, — напоминает Антип. — Только что стену не разбирали.

Насколько я понимаю, на правах старого верного слуги Антип посвящен в изыскания хозяина.

— А в кабинете всё осталось так, как было при прежнем князе? — цепляюсь я за соломинку. — Может быть, раньше у этой стены стоял шкаф с книгами?

А что? Луч мог указывать на какой-нибудь томик стихов, а уже в нём содержалась подсказка.

— Нет, — говорит Антип, — здесь уже лет двадцать, как эта картина висит. Константин Николаевич после ремонта велел всё расставить как было.

— Двадцать лет? — переспрашивает Елагин. — А что же здесь висело раньше?

— А другая картина висела, — простодушно рассказывает старик.

— Другая картина? — удивляется князь. — А почему их поменяли? Дядюшка не любил перемен. Сколько я себя помню, в этом кабинете всё оставалось по-прежнему.

Антип разводит руками:

— Он перед нами не объяснялся, ваше сиятельство. Велел поменять, и поменяли. А вот вы правильно говорите — не любил он перемен. Всего-то картины перевесили, а он и то про них перед смертью вспомнил. Пока еще удар его не хватил, и говорить он мог, сказал, что надо бы по-ранешному сделать, как прежде. Обратно ту картину в кабинет принести.

— Да где же та картина-то? — я не выдерживаю и хватаю Антипа за руку. — И что на ней изображено?

— На чердаке она. Старый князь велел туда отнести, я и отнес. Вы не подумайте — я пыль с нее каждую неделю обметаю. Хорошая картина, душевная.

— Так неси же ее! — Константин тоже заметно волнуется. — Подожди, я пойду с тобой!

Мне тоже хочется пойти вместе с ними, но останавливает только опасение перебудить весь дом.

— Ох, барышня, а из-за чего переполох-то? — удивляется Арина.

Но я молчу. Те полчаса, что требуются им, чтобы сходить на чердак, кажутся мне бесконечными.

Они возвращаются с милым пейзажем. На нём — лес на рассвете. Что-то вроде шишкинского утра в сосновом бору.

Антил водружает картину на стену, а мы вспоминаем, куда именно указывал луч. Судя по всему, на мощный дуб, что застыл на правой части полотна.

— И что? — недоумевает Елагин. — Что нам это дает? Таких дубов в округе — не перечесть. Да и картина могла быть нарисована вовсе не здесь, а где-нибудь под Москвой или под Смоленском.

— Нет, ваше сиятельство, — мотает головой Антил, — это здесь рисовалось. На Медвежьем лугу.

— На Медвежьем лугу? — сомневается князь. — Не похоже. Я этот луг как свои пять пальцев знаю.

— Так ведь не сейчас рисовано-то. Уж, поди, полсотни лет прошло. Я еще мальчиком был.

— Едем! — решает Елагин. — Вели заложить бричку.

Антил отправляется выполнять поручение, а князь оборачивается ко мне.

— Вера Александровна, наверно, вам не стоит ехать…

Он опять думает о приличиях. Ну, уж нет, ни за какие коврижки!

Должно быть, это отражается на моем лице, потому что Константин кивает:

— Что же, как скажете. Только наденьте что-нибудь потеплее.

В этом он прав — по крайней мере, эти туфли точно не предназначены для прогулок по лугу. Но через десять минут мы уже садимся в экипаж.

По дороге на улицу мы не встречаем никого из гостей, но не сомневаюсь, что наше возвращение в усадьбу не пройдет незамеченным. Моя репутация будет испорчена, и Елагину придется на мне жениться. Невольно улыбаюсь при этой мысли.

Мы добираемся до луга минут за двадцать. Я оглядываюсь. Честно говоря, я не сказала бы, что именно это место изображено на картине, но за пятьдесят лет пейзаж (не на холсте, а в реальности) мог сильно измениться.

— Не понимаю, — рассуждает Константин. — Дядя сам заставлял меня учить стишок, значит, он хотел, чтобы я знал про тайник. Зачем же тогда он велел унести картину на чердак?

— Наверно, он не хотел, чтобы вы нашли его в то время, — предполагаю я. — Это был его тайник, и он не стал делиться своими секретами ни с кем, даже с вами. Но когда он почувствовал себя плохо, он сразу же заговорил о возвращении картины, просто сделать это не успел.

Лошади останавливаются в нескольких шагах от нужного дуба. Елагин настаивает, чтобы я оставалась в экипаже — трава еще мокрая от росы. Но я спрыгиваю на землю вслед за ним.

Чтобы найти дупло, а в нём — небольшую шкатулку, нам требуется не меньше часа. Когда она оказывается у князя в руках, я чувствую головокружение. Я плотнее кутаюсь в шаль, чтобы Елагин не заметил, что я дрожу.

Конечно, в шкатулке может оказаться всё, что угодно. Документы, которые были важны для старого князя, но не имеют никакого отношения к моему отцу. Фамильные драгоценности Елагиных. Деньги.

Шкатулка закрыта на маленький крючок. Движение руки, и крышка откинута.

А через секунду шкатулка выскальзывает из рук Константина, и всё ее содержимое оказывается на земле. Сложенные в несколько раз листы исписанной мелким почерком бумаги. Золотой браслет с крупными рубинами. И серебряная волчья голова с изумрудными глазами.

Князь бледен, и теперь уже руки дрожат не у меня, а у него. Антип благоразумно возвращается к экипажу и уводит Арину с собой.

Я сажусь на корточки, касаюсь ладонью волчьей головы. Не знаю, как проявляется действие этого амулета, и для каких целей он используется, но ощущения у меня возникают не самые приятные. Возможно, это потому, что из-за этого амулета погиб мой отец. Хотя, разумеется, сам волк здесь совершенно ни при чем.

Князь не наклоняется, чтобы подобрать выпавшие из шкатулки вещи. Его, похоже, не интересуют пока ни бумаги, ни золотой браслет.

— Вера Александровна, вы, кажется, не удивлены нашей находкой? — в голосе его звучит обвинение.

Я поднимаюсь и смотрю Елагину прямо в глаза.

— Да, Константин Николаевич, я была уверена, что мы найдем этот амулет в Елагинском.

— Вот как? — цедит он сквозь зубы. — Потрудитесь объяснить!