Наивная влюбленная идиотка! Вообразила, что прекрасный принц окажется столь благороден, что ради правды будет готов пожертвовать своим положением при дворе. Как бы не так! Он слишком хорошо понимает, чем может грозить ему раскрытие старых тайн — отставкой! Ведь если император узнает, что его дядя получил пост главного мага империи обманом, он разгневается и на племянника.

— Не расстраивайся, Наташа! — я вздрагиваю, услышав голос княгини. Я совсем забыла, что она рядом. — Ты сделала всё, что могла. Твой отец гордился бы тобой.

— Я могла не отдавать амулет князю, — возражаю я. — Но я повела себя так глупо!

— Не казни себя попусту. И не делай поспешных выводов. Возможно, князь еще просто не попал на аудиенцию к его величеству.

Я горько усмехаюсь:

— Вы верите в это, Елизавета Андреевна? Вот и я нет. Но ждать и дольше в Петербурге я не могу. Настасья Павловна давно намекает, что мое присутствие уже не доставляет ей удовольствия.

— Так перебирайся ко мне! — предлагает Артемьева. — Я буду рада твоему обществу! Не сомневаюсь, что и Соня тоже.

Когда я сообщаю Дубровиной, что уезжаю, она для вида выражает сожаление, но не пытается меня удержать. Арина собирает вещи, Захар Кузьмич готовит к отъезду карету, а я набираюсь смелости и отправляюсь гулять по городу одна. Я давно уже собиралась это сделать.

Родной, любимый Петербург, как же ты изменился за эти годы!

Я медленно иду по Невскому, разглядывая и здания по обеим сторонам проспекта, и гуляющих по тротуару прохожих. Мужчины — в цилиндрах и фраках, дамы — с непременными зонтиками. Зонтик и у меня в руках — Настасья Павловна и без того считает, что у меня слишком смуглая кожа.

Вот Аничков дворец на Фонтанке с вереницей солдат перед фасадом. Я слышала, что именно здесь император Николай часто устраивает придворные балы. А вот — императорская публичная библиотека, которая и у нас, в двадцать первом веке, библиотекой и осталась, хоть и сменила название на российскую национальную. Интересно, что нужно, чтобы в нее записаться? И принято ли ходить туда дамам?

Прохожу мимо Большого Гостиного двора, подавляя в себе желание заглянуть внутрь.

У меня сейчас другая цель.

Решение посетить Елагина приходит внезапно. Я просто осознаю, что мне необходимо с ним встретиться. Посмотреть ему в глаза и понять, кто он — друг, враг?

Тем более, что его дворец должен быть где-то рядом. С того памятного бала прошло много времени, но я точно знаю, что он недалеко от Дворцовой площади.

Я спрашиваю у прохожего, как пройти к особняку князя Елагина.

— Это недалеко, барышня, — тот приподнимает цилиндр и чуть заметно кланяется, — возле Полицейского моста.

Название это мне ни о чём не говорит, и мужчина поясняет:

— Зеленый такой мост. Мимо не пройдете.

Ну, да, Зеленый мост я знаю! Я добираюсь до него за несколько минут.

Мое благоразумие призывает меня остановиться. Что подумает Константин, если я приду к нему вот так, запросто? Это мне, выросшей в двадцать первом веке, такое кажется вполне нормальным. Он наверняка воспримет это по-другому.

Но это — лишь минутное колебание. Слабость, трусость, которые отступают, стоит мне только вспомнить об амулете. Нет, я должна получить ответ!

Я как раз направляюсь к чугунным воротам, когда из них выходит управляющий Степан Андреевич. Он узнает меня не сразу. Оно и понятно — одна, пешком. Так не поступают благовоспитанные барышни.

— Вера Александровна, — расплывается он в приветливой улыбке, когда узнавание всё-таки происходит, — счастлив вас видеть! Не сомневаюсь, его сиятельство так же был бы рад! Но, к сожалению, его нет дома.

— Вот как? — я неприятно удивлена. — Но он в городе?

Я не собираюсь дожидаться его возвращения на ступеньках крыльца, но я хочу, чтобы он знал, что я приходила. Может быть, хоть это заставит шевельнуться его задремавшую совесть?

— Да, он в городе, — подтверждает Степан Андреевич, — только, боюсь, он сегодня не будет принимать. Ему, Вера Александровна, нынче не до этого.

Казалось бы, вопрос исчерпан. Но что-то в голосе управляющего заставляет меня насторожиться.

— Константин Николаевич занят государственными делами? — вопрошаю я.

Мой собеседник качает головой:

— Нет, Вера Александровна, на сей раз — личными. Его сиятельство поехал свататься к Наталье Кирилловне Закревской.

Я с трудом удерживаюсь на ногах. Мне так и хочется закричать: «Это не правда!»

Степан Андреевич смотрит на меня участливо. И это помогает прийти в себя.

— Позвольте, я провожу вас до дома, Вера Александровна, — предлагает он.

— Благодарю вас, не нужно. Мой экипаж неподалеку, — вру я.

Улыбаюсь из последних сил, отвечаю на его поклон и удаляюсь с гордо поднятой головой.

Дальнейшая прогулка уже не доставляет удовольствия. Но я всё-таки гуляю еще с полчаса — немыслимо приехать к Дубровиной такой заплаканной, такой жалкой.

Я пытаюсь убедить себя, что Константин так поступил исключительно из чувства долга. Для него это — способ загладить свою вину перед человеком, который был когда-то его наставником. Даже не свою вину — дядину. Это даже благородно, разве не так?

И в этой ситуации самое разумное с моей стороны — просто рассказать ему правду. Да, возможно, сначала он разозлится, обидится. Но потом несомненно обрадуется и простит нам с Соней этот обман. И мы поженимся, и…

Но эти радостные мысли рассеиваются, как только я выдвигаю другое предположение. А если он хочет жениться на графине Закревской не из благородства, а из трусости? Ведь я еще совсем недавно, до поездки в Елагинское, думала именно так. Только тогда я несколько поторопилась с подобными выводами. Сейчас же они в самый раз. Он понимает, что появились доказательства невиновности моего отца и виновности его дяди, и хочет заставить Наташу молчать. Не станет же она, в самом деле, бросать тень на родственников мужа. Вот только при таком раскладе ему придется поговорить и со мной, Верой Бельской! Ведь я тоже знаю правду! Он попытается меня подкупить? Или понадеется на то, что я и сама ничего никому не скажу, если Наташа станет его женой? Странно, но я уже почти привыкла называть кузину своим именем.

А потом мне в голову приходит еще одна, самая ужасная мысль — а что, если Елагин хочет жениться на Соне не из чувства долга и не из страха, а по любви? Ну, может же быть такое, что ему действительно понравилась моя кузина? Она мила, спокойна, молчалива. Я слышала, такие девушки нравятся многим мужчинам. Вот и Свиридов был почти готов сделать ей предложение.

Эта мысль сводит меня с ума, и слёзы, уже почти было высохшие, снова наворачиваются на глаза. Ведь то, что князь ко мне неравнодушен, я придумала себе сама. Несколько теплых взглядов и улыбок, и я уже вообразила себе невесть что. А давал ли он хоть раз мне понять, что дело обстоит именно так? Подавал ли хоть какую-то надежду? Нет!