— Твои одноклассники тоже так ходят?

— Нет.

— Значит, школа у тебя плохая.

— Да ты что? Это классический лицей! — обиженно сказала я.

— Все равно плохая, — настаивал он. — Раз там нет людей, одетых, как эти пижоны, значит, плохая. Правда, Лила?

— Плохая? — переспросила Лила и показала на блондинку, которая шла на нас в сопровождении высокого молодого брюнета в белоснежном пуловере с треугольным вырезом. — Да если в твоей школе такие не учатся, дрянь это, а не школа.

Она расхохоталась.

Девушка была вся в зеленом: зеленые туфли, зеленая юбка, зеленый жакет, а на голове у нее, что особенно рассмешило Лилу, — была шляпа как у Чарли Чаплина, тоже зеленая.

Она заразила нас своей веселостью. Когда парочка проходила мимо нас, Рино отпустил едкую шутку о том, что должна была сделать синьорина в зеленом с этой шляпкой, и Паскуале так расхохотался, что не мог идти и остановился, опершись рукой о стену. Девушка и ее спутник по инерции прошли еще несколько шагов вперед, но тут парень в белом пуловере развернулся. Девушка схватила его за руку, он вырвался, вернулся к нам и вылил на Рино поток оскорблений. Мгновение спустя Рино сбил его с ног ударом кулака.

— Как ты меня назвал? — заорал он. — Я что-то не расслышал, повтори, как ты меня назвал! Ты слышал, Паска́, как он меня назвал?

Мы испугались. Нам сразу стало не до смеха. Лила первой бросилась на брата и помешала ему пнуть лежавшего на земле парня. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами: тысячи фрагментов нашей пятнадцатилетней жизни наконец соединились в четкую картину, и эта картина казалась Лиле неправдоподобной.

Мы держали Рино и Паскуале, пока девушка в шляпке помогала своему парню подняться. Лила все не могла прийти в себя, но, уверившись, что глаза ей не лгут, разъярилась. Она набросилась на брата с ругательствами, дергала его за руку и грозила ему всеми карами. Рино закрыл ей рот рукой, криво усмехнулся и обернулся к Паскуале.

— Паска́, моя сестра думает, что это все игрушки, — сказал он на диалекте, и в его глазах вспыхнули искры безумия. — Моя сестра думает, что если я говорю, что лучше нам сюда не ходить, то я болтаю чепуху, а она, как обычно, все знает лучше всех! — Он сделал паузу, переводя дух, и продолжал: — Ты слышал? Этот придурок назвал меня дикарем. Дикарем — меня! Дикарем! — Его переполняла злоба. — Моя сестра притащила меня сюда, так пусть теперь посмотрит, можно называть меня дикарем или нет. Пусть видит, что бывает с теми, кто назвал меня дикарем!

— Успокойся, Рену́, — мрачно ответил Паскуале, тревожно оглядываясь.

Рино все еще был в бешенстве, но замолчал. Лила успокоилась. Мы остановились на площади Мучеников. Паскуале холодно сказал Кармеле:

— А теперь вы пойдете домой.

— Одни?

— Да.

— Нет!

— Карме́, я ничего не собираюсь обсуждать: идите.

— Мы не знаем дороги.

— Не говори глупостей.

— Иди, — сказал Рино Лиле, сдерживаясь из последних сил. — Вот тебе мелочь, купите по дороге мороженое.

— Мы вместе ушли, вместе и вернемся.

Рино грубо толкнул ее:

— Прекрати! Я твой старший брат, и ты будешь делать то, что я говорю. Давай, пошевеливайся! Катись отсюда, пока я тебе рожу не расквасил.

Я поняла, что он не шутит, что действительно способен на это, и потянула Лилу за руку. Она тоже поняла, что нарывается на неприятности.

— Я папе скажу.

— Да кого это волнует! Шагай, живее, ты даже мороженого не заслуживаешь.

Мы неуверенно пошли в сторону церкви Святой Екатерины. Но скоро Лила остановилась и сказала, что идет назад к брату. Мы уговаривали ее пойти с нами, но она ничего не хотела слышать. Мы стояли и обсуждали, что делать, когда заметили группу парней, человек пять, может быть шесть: они походили на команду гребцов из тех, которыми мы любовались, прогуливаясь по воскресеньям у Кастель-дель-Ово. Все были высокие, подтянутые, хорошо одетые. Некоторые держали в руках дубинки, другие — нет. Они быстрым шагом шли мимо церкви, направляясь к площади. Среди них был тот парень, которого ударил Рино: его пуловер с треугольным вырезом был испачкан кровью.

Лила вырвала свою руку из моей и побежала, мы с Кармелой — за ней. Мы успели увидеть, как Рино и Паскуале плечом к плечу пятятся к памятнику, как хорошо одетые парни бросаются на них и лупят их дубинками. Мы кричали, звали на помощь, ревели, останавливали прохожих, но никто не захотел вмешиваться. Лила схватила одного из нападавших за руку, но тот отшвырнул ее, и она упала на землю. Я видела, как Паскуале рухнул на колени и его продолжали бить, видела, как Рино закрывается руками от дубинок. А потом рядом остановилась машина: это была «миллеченто» Солара.

Марчелло выскочил из машины, сначала помог подняться Лиле, которая пронзительно кричала и звала брата, и, словно взбудораженный ее голосом, кинулся в самую гущу потасовки, раздавая тумаки налево и направо и взамен получая такие же. Тогда из машины вышел Микеле, не спеша открыл багажник, достал оттуда что-то блестящее, вроде железного лома, вмешался в драку и стал наносить удары с холодной жестокостью. Надеюсь, больше я такого в жизни не увижу. Разъяренные Рино и Паскуале поднялись на ноги; теперь они били, пинали, рвали противников. Мне показалось, это какие-то незнакомые мужчины — так изменила их ненависть. Хорошо одетые бросились бежать. Микеле подошел к Паскуале, у которого из носа текла кровь, но Паскуале грубо оттолкнул его и вытер лицо рукавом белой рубашки, тут же окрасившимся в красный цвет. Марчелло поднял с земли связку ключей и протянул Рино, тот сквозь зубы поблагодарил. Люди, которые поначалу шарахались в стороны, теперь с любопытством столпились вокруг нас. Меня парализовало от страха.

— Возьмите с собой девчонок, — обратился Рино к братьям Солара мягким голосом: так просят о чем-то, когда другого выхода нет.

Марчелло принялся заталкивать нас в машину, первой — Лилу, которая больше всех сопротивлялась. Мы кое-как втиснулись на заднее сиденье, разместившись на коленях друг у друга, и машина тронулась. Я оглянулась на Паскуале и Рино: они удалялись в сторону Ривьеры. Паскуале хромал. Мне казалось, будто наш квартал расширился и охватил весь Неаполь, даже богатые районы. В машине обстановка накалилась. Джильола и Ада возмущались, что им неудобно сидеть. «Это же невозможно!» — восклицали они. «Тогда вылезайте и идите пешком», — рявкнула Лила, готовая наброситься на них с кулаками. Марчелло, страшно довольный, затормозил. Джильола вышла из машины, медленно, походкой принцессы перешла к передней двери и села на колени к Микеле. Так мы и ехали: Джильола с Микеле всю дорогу целовались прямо у нас перед глазами. Я смотрела на нее, а она, не прерывая страстного поцелуя, поглядывала на меня, и я сразу же отводила взгляд.

Лила молчала всю дорогу. Марчелло пытался перекинуться с ней парой слов, ища ее взглядом в зеркале заднего вида, но она так ничего ему и не ответила. Они высадили нас поодаль от дома, чтобы никто не видел нас в машине Солара. Остаток пути мы прошли пешком, впятером. Кроме Лилы, охваченной злобой и беспокойством, мы все восхищались тем, как повели себя братья. «Молодцы! — говорили мы. — Вовремя они вмешались!» Джильола без конца повторяла: «Еще бы! А вы как думали? Конечно!» — всем своим видом показывая, что уж она-то, поскольку работает в кондитерской, точно знает, что Солара — прекрасные люди. В какой-то момент она спросила меня с усмешкой: