Доктор Меггар размотал изуродованный шарф Бонни и принялся срезать с Елениного колена пропитанные кровью джинсы.

— Вы так добры, что слушаете меня, — продолжила леди Ульма, — но я и так знала это. С нашего позволения, я избавлю нас всех от неприятных подробностей. Достаточно будет сказать, что я годами переходила из рук в руки, скатываясь все ниже и ниже. Наконец, кто-то пошутил: «Отдайте ее старому Дрозне. Он выжмет из нее все, что еще можно выжать».

— Боже! — воскликнула Елена, понадеявшись, что все отнесут этот возглас на счет истории, а не жжения от очищающего раствора, который врач лил на ее истерзанное тело.

У Дамона это получалось намного лучше. Раньше она даже не понимала, как ей повезло. Елена постаралась не закричать, когда врач начал шить, но вцепилась в руку Мередит с такой силой, что даже побоялась сломать кости. Она попыталась ослабить хватку, но Мередит только крепче сжала пальцы. Ее длинная изящная рука походила на мужскую, но была мягче. Елена смутно обрадовалась тому, что может сжимать ее как угодно сильно.

— В последнее время силы начали покидать меня, — тихо сказала леди Ульма. — Думаю, этот, — она употребила очень крепкое выражение по отношению к своему хозяину, — почти довел меня до смерти. А потом я узнала правду, — ее лицо осветилось. Елена подумала, что примерно так она выглядела в юности, и поняла демона, хотевшего на ней жениться. — Я поняла, что во мне зреет новая жизнь — и что Дрозне уничтожит ее, если ему представится шанс.

Казалось, она не замечает ужаса и изумления на лицах трех девушек. Елене казалось, что она ощупью пробирается сквозь ночной кошмар по краю черной пропасти, и что ей придется блуждать во тьме, рядом с предательскими незаметными трещинами во льду Темного Измерения, пока она не найдет Стефана и не освободит его. Это внезапное отвращение пришло не в первый раз, но она впервые осознала его как следует.

— Вы, юные дамы, здесь совсем недавно, — леди Ульма нарушила затянувшуюся тишину. — Я не сказала ничего особенного.

— Мы рабыни, — Мередит потянула обрывок веревки, свисавший с запястья. — Думаю, чем больше мы узнаем, тем лучше.

— Ваш хозяин… я никогда не видела никого, у кого хватило бы скорости для драки со старым Дрозне. Многие злословили, но на большее их не хватало. А вот ваш хозяин…

— Мы называем его Дамоном, — вставила Бонни.

Леди Ульма не поняла ее.

— Хозяин Дамон. Как вы думаете, он возьмет меня к себе? Когда он заплатит за старого Дрозне, он сможет первым выбирать из его имущества. Я одна из немногих рабов, кого он не убил.

Надежда на лице леди Ульмы была такой мучительной, что Елене не хотелось смотреть на нее.

Только теперь она вдруг поняла, что Дамона уже давно нет. Сколько еще времени займут его дела? Она обеспокоенно взглянула на Мередит.

Мередит сразу поняла, что означает ее взгляд, и беспомощно покачала головой. Даже если они попросят Лакшми отвести их на Площадь Собраний, что они смогут там сделать?

Елена подавила крик боли и улыбнулась леди Ульме.

— Почему бы вам не рассказать о своем детстве?

Дамой не думал, что у старого глупого садиста, который чуть не убил женщину за то, что она не смогла тащить повозку вместо лошади, найдутся друзья. У старого Дрозне, конечно, не могло быть друзей. Проблема была не в этом.

Проблема была даже не в убийстве. Убийства в трущобах случались то и дело. Драка, из которой Дамой вышел победителем, не удивила обитателей этих переулков.

Проблема была в том, что Дамон увел чужую рабыню. Или корни проблемы могли лежать еще глубже — в том, как он обращается со своими собственными рабынями.

Толпа мужчин — женщин в ней не было — собралась перед домом доктора, размахивая факелами.

— Бешеный вампир! Бешеный вампир на свободе!

— Выдайте нам его для суда!

— Сожжем дом, если его не отдадут!

— Старейшины велели привести его!

Эти выкрики привели к желаемому эффекту — приличные люди исчезли с улиц, остались лишь те, кто шлялся без дела и только порадовался бы драке. В основном толпа состоял из вампиров, многие из которых были очень сильны. Но, подумал Дамон, ослепительно улыбаясь тем, кто медленно забирал его в кольцо, ни у кого из них нет за спиной трех человеческих девушек, одна из которых — бриллиант в короне человечества. Елена Гилберт.

Если его, Дамона, порвут на куски, девушки закончат свою жизнь в аду.

Но даже эта безупречная логика не помогала, когда Дамона били, пинали, хлестали и тыкали деревянными кинжалами — такими, которые могут рассечь плоть вампира. Сначала ему показалось, что у него есть шанс. Несколько самых молодых и сильных вампиров пали жертвой его молниеносных бросков и внезапных выбросов Силы. Но врагов было слишком много, подумал Дамон, ломая шею демону, уже вонзившему в его руку длинные клыки. Место убитого занял огромный вампир с такой аурой, что Дамон невольно сглотнул. Вот противник упал от удара ногой в лицо, но тут же вскочил, вцепившись в ногу Дамона и дав возможность нескольким мелким вампирам подрезать ему подколенное сухожилие деревянными кинжалами. Когда ноги перестали его слушаться, Дамон по-настоящему испугался.

— Чтобы вам сгореть на солнце, — выплюнул он вместе с кровью: еще один краснокожий демон с длинными клыками разбил ему губы, — провалитесь в преисподнюю!

Ничего не выйдет. Все еще сопротивляясь, все еще убивая и калеча огромными выбросами Силы, Дамон помял, что проиграл. Потом все стало как во сне — не в том сне о Елене, которую он, казалось, постоянно видит плачущей где-то на краю сознания, — а как в лихорадочном ночном кошмаре. Собственное тело больше его не слушалось. Даже когда он залечил ноги, кто-то глубоко рассек ему кожу на спине. Дамой все сильнее погружался в ночной кошмар, двигался все медленнее. Какой-то голос в голове уговаривал его отдохнуть. Просто отдохнуть. И тогда все закончится.

В конце концов его повалили на землю, и кто-то занес кол:

— Скатертью дорога, будущий мусор, — изо рта вампира с колом воняло гнилой кровью, уродливое лицо искажала гримаса. Пальцами, покрытыми коростой, он расстегнул рубашку Дамона, чтобы не попортить тонкий черный шелк.

Дамон ударил его, получив в ответ удар чем-то тяжелым по лицу. На мгновение он потерял сознание, а потом медленно вернулась боль. И шум. Ликующая толпа вампиров и демонов, пьяная от ярости, танцевала вокруг Дамона импровизированный танец, орала и смеялась, размахивая воображаемыми колами и подогревая свое бешенство.

Дамон понял, что сейчас он умрет.

Это осознание шокировало. Он знал, что этот мир намного опаснее того, из которого он пришел, да и в мире людей он много раз расходился со смертью лишь на волосок. Но сейчас у него не было могущественных друзей, а у толпы не было слабого места. Ему казалось, что секунды растягиваются в минуты, и каждая из них была величайшей драгоценностью. Что сейчас важно? Сказать Елене…