было тесно для двоих, но после долгого пути по Лесу, где в любой миг можно было наткнуться на Наигинна или на Избранных, Ренн казалось, что уютнее места для ночлега не найти.

– Я так рад тебя видеть! – просто сказал Дарк.

– А я тебя! Но как ты здесь оказался?

– Племя Благородного Оленя. Сначала они не хотели помогать, но так было, пока не увидели Арк. Они сказали, что она похожа на Первую Ворониху, до того как та украла солнце, а значит, они должны мне помочь.

Ренн закатила глаза:

– Да, узнаю Благородных Оленей.

Улыбка слетела с лица Дарка.

– Мой отец – шпион. Его подослали узнать, выжили вы с Тораком после удара Звезды-Молнии или нет. Он и его соплеменники, такие же шпионы, ускользнули из лагеря, отправились доложить своему вождю…

– Наигинну, – вставила Ренн.

Дарк выпучил глаза:

– Ты знаешь?

– Я его видела.

– А видела… Риалви?

Ренн кивнула:

– Да, в их лагере, прямо перед тем, как Торак от них сбежал.

И она рассказала Дарку о том, что видела, прячась за деревьями. О Наигинне в шкуре медведя и как Торак умчался от Избранных на черной кобыле.

– Наигинн пришел в бешенство оттого, что никто не осмелился стрелять в лошадей, но потом повернул все в свою пользу. Сказал, что Избранные застряли в прошлом и поэтому без него им точно не выжить.

Ренн выковыряла застрявший в зубах кусочек мяса.

– Дарк, у меня такое чувство, что он выдумал этих Избранных. Когда мы с Тораком были с Благородными Оленями, я слышала странный то ли рев, то ли вой, он становился то громче, то тише. Благородные Олени сказали, что это Сдирающие Кожу, а я подумала: может, это Наигинн? Возможно, он все придумал, чтобы люди в страхе сидели в убежищах, а он тем временем выискивал и пожирал трупы. У меня был сон… Думаю, он верит, что если съест как можно больше трупов и высосет их мозги, то избавится от заклятия.

Дарк медленно кивнул:

– Думаешь, у него получится?

– Не знаю. Но он хочет, чтобы мы с Тораком умерли. – Ренн немного помолчала. – И сейчас он идет за Тораком. Лошади ушли вверх по священной реке. Избранные идут следом пешком, они побоялись взять собачьи упряжки. Но Наигинн – демон, ему все равно.

– А собаки его разве не боятся?

– Еще как, но от страха бегут еще быстрее.

Они помолчали, слушая скрип сосен и падающий на убежище снег.

– Эти странные звуки, о которых ты говорила, – тихо сказал Дарк. – Думаю, я знаю, что это было.

Ренн удивленно на него посмотрела, и он продолжил:

– Горные люди называют это «гул вьюги». Мы используем его, чтобы вызывать духов. Берешь плоский узкий кусок дерева длиной с ладонь, привязываешь к веревке из сухожилия и раскручиваешь… – Дарк скрипнул зубами. – Риалви все про них знает.

– Ты говоришь о нем как о чужаке.

Белое лицо Дарка стало твердым, словно кварц.

– Я никогда не назову его отцом.

– Мы не можем выбирать родителей, Дарк. Поверь, я знаю это лучше других.

Дарк не ответил на это.

– Перед тем как идти дальше, я сделаю нам пару штук. Могут помочь отгонять Избранных.

– Думаешь, уже пора идти?

– Ренн, мы не можем терять время, сейчас третья ночь темной луны!

Обряд. Ренн так обрадовалась, когда нашла Дарка, что чуть не забыла, зачем и куда они идут.

– Если так, то все напрасно, у нас нет ни одной стрелы, мы не сможем провести обряд!

– Ну… у меня вот что есть.

Дарк достал из колчана сверток из кожи лосося, развернул и показал Ренн стрелы, каких она в жизни не видела. Одна с наконечником из синего, словно Море, кристалла, вторая с ярко-красным, а третья с прозрачным, будто лед.

– Эту я сделал по дороге, – объяснил Дарк, показывая на третью стрелу. – Оперение из перьев белой совы, их перед вашим уходом дал мне Торак. И у меня с собой почти все, что нужно для четвертой стрелы, – древко из кизила, оперение из перьев зеленого дятла, деготь из коры березы. Но если не найдем сердцевину – что бы это ни было, – тогда…

– Дарк, ты просто чудо! Я-то думала, у нас вообще ничего нет!

У Дарка даже белые щеки на мгновение порозовели, а Ренн продолжила:

– Плохо, что Избранные сломали мой лук.

– Благородные Олени дали мне лук, вот посмотри, как тебе?

Ренн молча взяла лук. Он был идеальной длины и толщины, как будто его специально для нее сделали. Из отшлифованного тиса, спина гибкая, словно подкорье, живот крепче сердцевидной древесины. И в довершение, как лучший из лучших, он был из узкослойной древесины, а значит, из глубоких долин, где деревья вынуждены бороться за солнечный свет.

– А с луком дали еще вот это. – Дарк протянул Ренн мешочек из сыромятной кожи. – Сказали, там особый жир, который не замерзает в самый лютый холод.

– Из коленного сустава оленя, – пробормотала Ренн.

Она с трепетом провела пальцем по тетиве из скрученных сухожилий и мысленно попросила у Благородных Оленей прощения за все неуважительные слова, какими когда-нибудь могла их назвать.

Дарк встревожился:

– Что, недостаточно хорош?

Ренн была так потрясена, что не смогла ничего ответить. Она выбралась из убежища, вложила в лук обычную стрелу из колчана Дарка и прицелилась в шишку на вершине самого высокого дерева.

Стрела попала в цель, а потом по дуге упала в сугроб. Ренн сходила за ней, сняла с наконечника шишку и вернулась к стоявшему с разинутым ртом Дарку.

– Это был самый невероятный выстрел из всех, что я видел в своей жизни, – сказал он.

– А это, – отозвалась Ренн, – самый лучший лук из всех, что я держала в руках. Даже лук, который сделал для меня Фин-Кединн после смерти отца, с ним не сравнить… Никогда не думала, что скажу такое. Дарк, ты не просто чудо, ты… – Ренн раскинула руки в стороны: – Ты вот такое чудо!

Дарк, улыбаясь, стряхнул с башмаков снег.

– Ну, тогда будет лучше, если ты оставишь его себе. И колчан возьми. А теперь… если не считать сердцевину, что еще нужно для проведения обряда?

Ренн нахмурилась и постаралась припомнить, что говорил Ходец.

– «Голос из Прошлого станет Песней Настоящего…»

– Я думал об этом. А ты…

– Ты про мою дудочку из кости маммута? Дело в том, что я не умею на ней играть.

– Я умею, – сказал Дарк и в ответ на удивленный взгляд Ренн пожал плечами. – Семь зим в одиночестве, вот от скуки и научился.

– Тогда возьми ее. А «самые