Дарк покачал головой.

– Постоянно об этом думаю и никак не могу понять.

Ренн снова начала терять надежду, и Дарк, судя по опущенным плечам, тоже.

– И даже если у нас будет все, что нужно для обряда, – сказал он, – мы не знаем, где его провести. Я даже не знаю, где мы сейчас.

– Я тоже. Я шла за табуном вверх по реке и думала, что она священная, но заблудилась, потому что пришлось прятаться от Избранных. Я не знаю дорогу в священную рощу. – И тут она вспомнила: – Некоторые места в Лесу можно найти, только заблудившись… Может, это здесь, как думаешь?

– Нет, – изменившимся голосом сказал Дарк.

Он пристально вгляделся в сосновую рощицу в десяти шагах от убежища, а потом молча пошел к соснам.

Что-то подсказывало Ренн, что за ним лучше не идти. Дарк в мгновение ока превратился из скромного парня в колдуна, который умеет говорить с духами.

Снег перестал, сумеречное небо очистилось от облаков и окрасилось в глубокий фиолетовый цвет. В Лесу стало очень тихо. Сосны избавились от дремы и наблюдали за происходящим. У Ренн мороз пробежал по коже. Приближалась третья ночь темной луны.

Звезды и снег подсвечивали длинные белые волосы Дарка. Он поклонился кому-то невидимому. У Ренн мурашки по спине пробежали, она потянулась к перьям покровителя племени. Перья были присыпаны мелом, и Ренн на мгновение усомнилась в том, что они ее защитят.

Дарк тихо говорил с кем-то невидимым:

– Я не хочу выказать вам неуважение, но мы – живые люди, поэтому прошу: не подходите ближе.

Замолчал ненадолго, кивая как будто в ответ, потом опять заговорил:

– Да, мы пришли, чтобы совершить обряд возвращения Первого Дерева… Но мы не можем найти то самое место, которое для этого нужно. Кто-нибудь из вас в силах нам помочь?

«Что? – удивилась про себя Ренн. – Сколько же здесь духов?»

Снова пауза, при этом Дарк поворачивал голову то вправо, то влево, как будто слушал разные голоса. Потом поклонился в знак благодарности невидимой толпе духов.

Когда вернулся к Ренн, взгляд у него стал ясным и он уверенно показал на вершину холма:

– Идем туда.

Глава 24

Волк прыгал на каменные стены ямы-ловушки, обломал когти и ободрал лапы, и все прыгал и прыгал, но выбраться не получалось.

Завыл, но Большой Бесхвостый не отозвался, и, что хуже всего, он совсем перестал чуять его душу. В последний раз, когда он чуял брата по стае, тот горевал и был в отчаянии, теперь же Большой Бесхвостый потерялся где-то за густой, сплетенной из корней деревьев сетью.

Потом начала мучить жажда. Волк, клацая зубами, ловил падающий сверху Яркий Мягкий Холод, но жажду это не утоляло. В яме было тесно, и, не имея возможности ходить взад-вперед, он просто вертелся кругом. Голод закрался в живот. Волк слышал, как лемминги бегают по ходам между норами, и чуял оленя, который идет по соседней долине.

Когда ветер задул с другой стороны и принес звук шагов бесхвостых, появилась надежда – вдруг это Большой Бесхвостый и сестра по стае идут на помощь?

Но надежда умерла, едва он почуял Белых Бесхвостых. Их было двое – от одного пахло летучей мышью, от второго – лошадью.

Шерсть на загривке встала дыбом, в груди зарождался рык. Бесхвостые шли к яме-ловушке.

Над краем ямы появились две головы.

Волк прыгнул, клацнул зубами, зарычал.

Бесхвостый, от которого пахло лошадью, был тощим и испугался. Тот, от которого пахло летучей мышью, просто насторожился.

Потом они исчезли, но Волк слышал, что они не отошли далеко. Поворчали, попыхтели и вернулись к яме, причем, что очень удивило Волка, опустили в яму ствол молодой березы.

Что они задумали?

Бесхвостые моргали и смотрели на него сверху вниз, как будто чего-то ждали. Тот, от которого пахло летучей мышью, что-то тихо и с уважением говорил. Волк немного растерялся.

Они хотят помочь?

Но Белые Бесхвостые – плохие, они охотятся на брата и сестру по стае…

И вдруг Волк вспомнил тот миг, когда Белые Бесхвостые поклонились ему, как будто почитали за какое-то высшее существо. Припомнив это, понюхал ствол, который бесхвостые опустили в яму, и попробовал по нему подняться. Ствол березы оказался слишком гладким, чтобы выбраться из ямы.

Белые Бесхвостые, кряхтя, вытянули ствол обратно и куда-то ушли. Когда вернулись – кряхтели еще громче, притащили ствол сосны. Ствол сосны был гораздо толще ствола березы, а без веток по грубой коре выбираться из ямы-ловушки было намного легче, чем по стволу березы. И Волк выбрался так быстро, что хвостом бы никто махнуть не успел.

И вот он на свободе! Вырвался из ямы-ловушки! Ветер расчесывал шерсть и лизал прохладным языком ободранные лапы!

Волк задрал морду и, переглянувшись с бесхвостыми, вильнул хвостом. Он не знал, понимают ли они, что это знак благодарности, но они улыбались, пока он убегал в Лес.

Последний Свет покинул деревья, и стая воронов полетела к вершине холма.

Волк побежал следом за воронами, на вершине задрал морду и завыл в надежде, что Большой Бесхвостый его все-таки услышит:

– Где-е-е ты-ы-ы?

Нет ответа. Тревога острыми клыками впилась в кишки.

* * *

Темнота не оставляла в покое души Торака, окружила треском корней, и сквозь этот треск он смог расслышать только карканье воронов, которое звучало все громче… и вдруг оборвалось.

Потом уже ближе Торак услышал стук, как будто дятел стучал по стволу дерева, захотел на него посмотреть, но веки словно камнями придавили.

Тук-тук-тук!

…Напрягся и усилием воли открыл глаза.

Ночь. Небо ясное. Луны нет, появляются первые звезды. Торак не сразу вспомнил, что стоит на коленях перед рухнувшим в священной роще Великим Тисом.

На стволе мертвого дерева сидели три ворона. Рек с Рипом глянули на него и продолжили долбить клювами ствол тиса. Третий ворон был белым. Не ворон, а самка ворона. Арк!

Торак огляделся по сторонам.

Что это значит? Ренн где-то рядом? И Дарк тоже с ней?

Но поблизости Торак, как ни старался, никого не увидел. За превратившейся в выжженную пустошь рощей – камнепад, а за ним Горы. Тораку жутко хотелось завыть, призывая Волка, но черная сеть крепко держала за горло.

Арк громко каркнула и пристально посмотрела на него блестящими черными глазами. Потом перелетела на груду камней рядом с Великим Дубом. Она, несомненно, хотела, чтобы Торак пошел за ней, но он никак не мог собрать волю в кулак