В эпоху «холодной войны» часто предполагалось, что в конце Второй мировой войны Красная армия была готова захватить всю Европу и что, конечно, она бы так и сделала, если американские и британские союзники не помешали такому сценарию. Ничто не было так далеко от истины, как это. Советский Союз только что пережил нацистскую нападение на свою территорию и отстоял ее благодаря сверхчеловеческим усилиям и огромным жертвам. По последним оценкам, почти 30 миллионов советских солдат и мирных жителей – приблизительно 15 процентов довоенного населения – погибли в годы Второй мировой войны, и значительная часть страны была полностью опустошена259. Учитывая, в каком состоянии была страна, было бы абсолютным безумием для ее руководителей немедленно развязать новую войну, войну завоевательную, за тысячи километров от дома, причем против бывших союзников, чья авиация могла бы нанести СССР в десять раз больше разрушений, чем в Дрездене. Сталин не был сумасшедшим. Существуют убедительные доказательства, что Советский лидер хорошо понимал, что это уже было огромным достижение для его страны, пережившей нацистскую агрессию и вышедшей из страшной войнаы с увеличенной территорией, а также беспрецедентным влиянием и престижем. Он слишком хорошо понимал, что Красная армия не могла соперничать с объединенными силами англичан и американцев с их мощными ВВС и чуть позже с их атомной бомбой, так что было лучше не раздражать их, а поддерживать с ними хорошие отношения. Американцы сами хорошо знали, что в военном отношении Советы не представляли реальной угрозы для них. В начале 1945 года начальники Объединенного штаба их армии сообщили, что у Советского Союза имеется огромное множество причин, чтобы «избегать» конфликта с Великобританией и Соединенными Штатами. «Утверждение, что в 1945 Советы были готовы захватить всю Европу, – не что иное, как сказка, одна из многих басен мифологии, пышно расцветшей в годы «холодной войн»260.

Из всех британских и американских лидеров, которые в начале 1945 года стремились запугать Сталина с помощью слухов о возможной сделке Запада с нацистской Германией и / или такими грубыми приемами, как бомбардировка Дрездена, Черчилль был, несомненно, первым среди равных. Президент Рузвельт не противился такой политике, но с другой стороны, он также проявлял некоторое понимание советской точки зрения. Уже в 1942 году он был склонен позитивно реагировать на срочный запрос Сталина об открытии второго фронта в Европе. Основываясь на своем опыте встречи в Тегеране, американский президент лично считал, что с советским лидером можно было иметь дело. Он также прекрасно понимал значение успехов СССР в титанической борьбе с нацизмом и то, что после общей победы Сталин будет иметь прав более чем, кто-либо другой, в процессе принятия решений, которые определят судьбу послевоенной Германии и Европы. Отношение Рузвельта в этом смысле часто противопоставляется отношению его преемника, Гарри Трумэн, который показал себя сторонником жесткой линии Черчилля в отношении Сталина. Однако очевидные различия в политике по отношению к Советскому Союзу этих двух американских президентов в действительности не зависели от их личностей, что, как правило, предполагается в книгах жанра «Великие личности в истории». Основными определяющими причинами были резкие изменения в условиях войны и другие события, определившие смену курса тех, кто принимал решения в Вашингтоне после смерти Рузвельта, в том числе не только нового президента, но и его старших советников, которые ранее помогали формировать внешнюю политику его предшественника и которые также переключились на жесткую «черчиллевскую» линию. Они столкнулись с совершенно новой ситуацией, с совершенно другими трудностями и возможностями. Неизбежно эта серия новых обстоятельств привела к выработке нового курса в американской внешней политике в целом и в политике в области американских отношений с СССР в частности. Как же изменились тогда обстоятельства войны и какими были новые развития в политике, которые возникли в момент смерти Рузвельта и прихода Трумэна в Белый дом?

Во-первых, до начала 1945 года Рузвельт был глубоко обеспокоен проблемой, которая скоро перестанет преследовать его преемника, а именно войной против Японии. Мы уже убедились, что это была на самом деле война, которую Рузвельт и американская правящая элита хотели и даже спровоцировали. С самого начала война против Японии была большей проблемой для американских лидеров, чем вооруженный конфликт в Европе, хотя Вашингтон согласился с Лондоном, что надо сначала рассчитаться с европейским врагом, Германией. В войне на Тихом океане и вокруг него Соединенные Штаты переживали серьезные трудности в период после нападения Японии на Перл-Харбор. Американцы сильно недооценили японцев, которые показали себя крайне упорными противниками. После Перл-Харбора они заняли Индонезию и даже выгнали американцев с Филиппин, плацдарма «дяди Сэма» на Дальнем Востоке. Это означало, что американцам придется много «прыгать» по разным островам через Тихий океан прежде, чем начнется реальная война против Японии и сможет быть установлена американская гегемония на Дальнем Востоке, что, с точки зрения правящей элиты США, и было реальной целью этой войны. Япония оказалась гораздо более «твердым орешком», чем ожидали американцы, хотя основная часть ее пехоты была занята в далеком Китае и потому почти не участвовала в боях против американцев. Большая часть японских войск была в Китае не только для борьбы с китайцами, которые продолжали сопротивление посягательствам Токио, включая коммунистов Мао и националистов Чан Кай-ши, но и для охраны границ их вассального государства Маньчжоу-Го вдоль дальневосточных рубежей Советского Союза. Токио и Москва, кстати, отвоевали там короткую пограничную войну в 1939 году, которая с японской точки зрения не была успешной. Многочисленные наблюдатели считали, что эти военные действия могут вспыхнуть снова, особенно если в Токио возникнет соблазн воспользоваться тем, что по состоянию на начало лета 1941 года Красная армия была полностью занята борьбой с немцами. В Токио некоторые политические и военные руководители, действительно, выступали за «северную стратегию», направленной против Советского Союза. Однако ввиду своей большой потребности в резине и нефти из Юго-Восточной Азии в Токио в конце концов остановились на «южной стратегии», которая предполагала противостояние не с Советским Союзом, а с США. Тем не менее основная часть японской армии по-прежнему оставалась в Китае.

Учитывая все эти непредвиденные осложнения и трудности, в Вашингтоне полагали, что война против Японии может стать очень дорогостоящей и затяжной, и это было, конечно, большой причиной беспокойства для Рузвельта. Для американцев было бы крайне выгодно, если бы Советский Союз объявил войну Японии, а затем напал на японскую армию в Северном Китае. Такой сценарий не вставал, пока Советы были «приперты к стенке», но начал казаться возможным, когда в конце 1942 года немецкое наступление в направлении кавказских нефтяных месторождений заглохло, и огромная немецкая армия попала в «котел» около Сталинграда. Именно тогда Рузвельт дал понять Сталину, что в обмен на помощь по ленд-лизу Советам в их борьбе против нацистов он ожидал, что Советский Союз вступит в войну против Японии как можно скорее. Однако СССР все еще вряд ли мог позволить себе такую роскошь, как война на два фронта. Его затруднительное положение было сравнимо с положением Японии. В декабре 1941 года Токио не удалось объявить войну Советам, на что надеялся Гитлер. Японцы хорошо понимали, что их руки будут полностью связаны борьбой на Тихом океане против американцев и их союзников, таких, как Австралия. Сталин аналогично не мог позволить себе объявить войну Японии, когда Красная армия боролась не на жизнь, а на смерть с нацистской военной машиной.