Тем не менее ни генератор, ни солнечная батарея не решают проблемы с электричеством для тех, кто хочет пользоваться самыми дорогими и престижными электроприборами. Что же делать богатым северокорейцам, которые обзавелись холодильником, стиральной машиной или, что еще хуже, кондиционером, если они, конечно, не хотят держать эти приборы просто как средство демонстрации собственного житейского успеха? Тут опять-таки на помощь приходит сметка – правда, не столько техническая, сколько коммерческая. Владельцы дорогостоящей бытовой техники обычно люди не бедные, и, следовательно, у них есть и нужные связи, и возможность дать взятку, и понимание того, кому именно нужно платить. В результате проблема решается, скажем так, коррупционным методом. Хозяин богатого северокорейского дома просто договаривается с местной энергосетью или, что чаще, с тем или иным учреждением, которое имеет привилегированный доступ к электроэнергии. После этого богатое домохозяйство просто соединяется с местной подстанцией или подключается к энергосети того или иного привилегированного учреждения с помощью собственного (незаконного) силового кабеля. В качестве примера можно упомянуть одного бизнесмена, который в нулевые годы занимался валютными операциями в крупном приграничном городе. Он договорился с уездным управлением Министерства охраны безопасности государства (корейская госбезопасность) и смонтировал кабель, который соединил его не очень скромное жилище с данным грозным государственным учреждением. Поскольку отключение электроэнергии проводится избирательно, то учреждения госбезопасности (равно как и партийные учреждения или военные объекты) продолжают получать энергию до последнего, то есть электричество у них бывает даже тогда, когда и жилые кварталы, и промышленные предприятия, и даже предприятия ВПК от сети отключены.

Конечно, валютчик, который получает электроэнергию от управления госбезопасности с согласия руководства последнего, – случай исключительный, хотя и не вызывающий сейчас у северокорейцев особого удивления. Более типичной, конечно, представляется ситуация, когда богатое домохозяйство договаривается о подобном получении электроэнергии с воинскими частями, которые тоже находятся на особом положении в вопросах энергоснабжения. Знаю я и случаи, когда несколько богатых семей, живущих по соседству, кооперируются и вместе договариваются об установке нелегального провода или кабеля, который бы соединил их дома с соответствующей серьезной государственной организацией. Поскольку за это удовольствие в складчину платят несколько семей, такой вариант дает немалую экономию по сравнению с индивидуальным «черным» подключением к сети. Так что выход из положения найти можно, если, конечно, есть изобретательность и умение «договариваться» с нужными людьми, то есть качества, которых буржуазии бедных стран не занимать.

Корейцы, как, впрочем, и другие народы Восточной Азии, всегда отличались фанатичным пристрастием к образованию. Даже по сравнению с соседями, китайцами и японцами, жители Корейского полуострова бьют все образовательные рекорды. Неслучайно в нынешнем Китае именно этнические корейцы – наиболее образованное национальное меньшинство, которое существенно превосходит по этому показателю все другие национальные группы КНР, включая самих ханьцев. Культ образования и готовность идти на значительные жертвы ради того, чтобы устроить своих отпрысков в хороший вуз, – характерная черта и современной Южной Кореи, о которой знают все, кому приходилось иметь дело с этой страной.

Северная Корея, тоже страна Восточной Азии, исключением из этого правила не стала. Точнее, она перестала быть исключением в последние годы правления Ким Ир Сена, то есть в конце 1980-х годов. До этого нацеленность северокорейцев на образование была не столь очевидна, и связано это было с сугубо прагматическими соображениями: существовавшая при Ким Ир Сене система поступления в вузы была, по сути, сословной, давала привилегии отпрыскам номенклатуры и затрудняла поступление в университеты тех, кто не происходил из «политически правильной» семьи. У людей с очень плохим сонбуном, то есть социальным происхождением, вне зависимости от их талантов не было шансов на поступление. Однако сословные ограничения стали постепенно ослабевать в 1980-е, а с приходом к власти Ким Чен Ына в стране начался настоящий образовательный бум. Движущая сила этого бума – стремление родителей устроить своих детей в хороший вуз. Надо признать, конечно, что это желание относится далеко не ко всем корейцам: как часто бывает, мы склонны принимать образ жизни элиты, составляющей верхние 10 % населения, за образ жизни всего общества. Высшее образование в КНДР остается привилегией: по-прежнему в высшие учебные заведения поступает около 15–20 % всех выпускников средних школ, так что для большинства школьников задача поступления в вуз в принципе не стоит. Однако в Пхеньяне и ряде других крупных городов ситуация иная. В первую очередь это относится к тем пхеньянцам, кто, как говорили у нас в 1990-е, «вписался в рынок», пусть даже и на относительно скромных ролях. Именно эти люди – северокорейская буржуазия и квалифицированные специалисты, равно как и значительная часть наемных работников финансово успешных предприятий (а также, конечно же, старая номенклатура), – и стали вдохновителями образовательного бума.

Поступить в северокорейский вуз трудно. При этом вездесущая коррупция затронула систему высшего образования меньше, чем можно было бы ожидать. При Ким Чен Ыне взятка серьезно увеличивает шансы на поступление в вуз, а на некоторые факультеты без взятки можно поступить только после образцовой службы в армии или же по большому блату. Однако в целом у талантливого парня или девушки есть реальный шанс поступить в вуз, даже если у их родителей нет нескольких тысяч долларов, которые обычно решают вопрос поступления для людей менее одаренных. В этой связи вспоминается мой разговор с одним удачливым северокорейским бизнесменом, который сказал, что он вкладывает большие деньги в подготовку своих детей к поступлению в вузы. Я поинтересовался у него, зачем он выбрал такой извилистый путь, а не ограничился взяткой. Предприниматель ответил, что, мол, «совсем глупых и неподготовленных у нас не возьмут в вуз ни за какие деньги, а человека с очень хорошей подготовкой и знаниями возьмут и без взятки». Что же, эти слова хорошо согласуются с тем, что приходилось слышать из других источников.

Специфика современной Северной Кореи – это существование особых спецшкол, выпускники которых составляют большинство студентов самых престижных, так называемых центральных вузов. Во-первых, есть «первые школы», которых в Пхеньяне всего четыре. Кроме того, местная «первая школа» есть и в каждом провинциальном центре. Набор туда осуществляется на основе конкурсных экзаменов. «Первые школы» – это элитные учебные заведения, выпускники которых имеют очень высокие шансы на поступление в хороший университет. Кроме этого, есть и специализированные спецшколы, например, с углубленным изучением иностранных языков, которые тоже дают преимущества при поступлении. Поэтому для северокорейских родителей самое простое решение – максимально вложиться в подготовку к переводным экзаменам для поступления в спецшколу, после окончания которой дорога к высшему образованию открыта. Впрочем, есть некоторые шансы на поступление и у тех, кто не попал в систему «первых школ», но им приходится учиться с утроенной энергией, чтобы не остаться с клеймом неудачника. В результате примерно с начала нулевых в Северной Корее появилась, а с приходом к власти Ким Чен Ына расцвела пышным цветом индустрия репетиторства. Особое внимание уделяется математике и английскому – ключевым предметам на вступительных экзаменах, но неплохо живут и репетиторы, преподающие и остальные пять предметов, входящие в список семи обязательных при поступлении (помимо английского и математики): революционная история Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, история, география, физика и химия. Курс занятий у хорошего репетитора стоит от 10 до 30 долларов в месяц (и деньги вносятся в долларах или юанях). У популярного репетитора может быть много учеников, так что доходы наиболее известных мастеров частного преподавания внушительны по северокорейским меркам и сильно превосходят доходы среднего пхеньянца. Впрочем, ничего удивительного в этом нет – и в Китае, и в Южной Корее звезды репетиторского дела тоже имеют огромные доходы.