Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бóльшая часть антиквариата продавалась через Китай. К концу 1990-х годов центром торговли антиквариатом стал Даньдун, крупнейший китайский город на границе с КНДР. Заметную роль в этой торговле играли хвагё (кит. хуацяо) – граждане Китая, имеющие право на постоянное проживание в Северной Корее и на более или менее свободное перемещение через границу. В начале 2000-х годов, когда внутренний рынок антиквариата в Южной Корее практически рухнул из-за острого дефицита предложения, в Даньдун перебрались и некоторые южнокорейские антиквары. Однако Китай в этой торговле был, в общем, транзитной зоной, так как китайские собиратели мало интересуются корейским селадоном, считая его, скорее, вторичным по отношению к китайскому селадону этого периода. Подавляющее большинство находок в итоге оседало в Южной Корее и Японии – двух странах, в которых был платежеспособный спрос на артефакты времен династии Корё. С течением времени круг интересов торговцев расширился, и антиквары стали заниматься не только керамикой периодов Корё и Чосон. В частности, торговцев антиквариатом в начале нулевых заинтересовали картины 1950-х годов, приписываемые, по возможности, известным художникам колониальной эпохи, которые либо добровольно перебрались на Север, либо были силой уведены туда при отступлении северокорейских войск в конце 1950 года. Но корейская керамика, особенно селадон, оставалась главной их целью.
В начале 2000-х бурный поток товаров из Северной Кореи сбил цены на антикварных рынках Японии и Южной Кореи, но примерно к 2005 году, стало ясно, что бум контрабандного северокорейского антиквариата подходит к концу. Количество подделок росло, а предложение подлинников начало сокращаться. Причина была проста: к тому времени практически все доступные археологические объекты были обнаружены и разграблены почти подчистую, так что товаров на рынок стало поступать все меньше. Улучшение продовольственной ситуации также сыграло свою роль: если голодающий крестьянин был готов рисковать жизнью ради спасения своей семьи, достаточно хорошо накормленный крестьянин становился уже гораздо осторожнее. В новой ситуации часть рынка заняли подделки, которые производились и в КНДР, и в Южной Корее, да и в Китае. В некоторых случаях предприимчивые торговцы, пытаясь всучить коллекционерам подделку, использовали невероятные ухищрения. Правда, надо заметить, что эти копии были очень высокого качества, так что отличить их от подлинных предметов было трудно.
В этой связи вспоминается рассказ одного из моих частых собеседников, которого я не мог про себя не сравнить с незабвенным турецкоподданным Остапом Бендером. Уже находясь в Южной Корее, он рассказывал мне про то, как в начале нулевых устраивал настоящее шоу для потенциальных покупателей в Северной Корее (все покупатели были хвагё). Он заранее закапывал некоторое количество подделок где-то в горах, а затем приглашал клиентов принять участие в «рискованном поиске сокровищ». Он и его друзья планомерно нагнетали атмосферу, рассказывая клиентам ужасные истории о вездесущих полицейских патрулях и незадачливых «черных копателях», которых полицейские или убивали на месте, или забивали до смерти при допросах, или казнили на стадионах. Основательно запугав покупателей, северокорейские «наследники Остапа» доставляли их в нужное место, где на глазах клиента происходило «открытие» захоронения эпохи Корё, полного ценных вещей. Товар следовало приобретать тут же, на месте, ибо сомнений в его аутентичности не было, а патрули рыскали вокруг. Осечек этот фокус не давал, и мой собеседник до сих пор гордится и самой схемой (скажем прямо, не такой уж и оригинальной), и ее исполнением.
Великие дни антикварной торговли, похоже, позади. После них остаются лишь разоренные старинные могилы, а также предметы неизвестного происхождения в частных коллекциях. Впрочем, немало северокорейских молодых людей, вероятно, дожили до нынешних 25 в том числе и потому, что их родители в годы голода пошли на риск, презрели запреты, стали «черными копателями» и сумели заработать на еду – уничтожив в процессе значительную часть драгоценного культурного наследия страны.
Позвольте мне представить моего знакомого, г-на Пака. Я знаю его очень давно и думаю, что многим из вас его история жизни может показаться довольно интересной. Г-ну Паку за 50. Он родился в середине 1960-х годов в семье образованных северокорейцев, принадлежавших к низшим слоям элиты, и благодаря своим способностям к учебе и политически безупречному происхождению поступил в Университет Ким Ир Сена, где специализировался на точных науках. После окончания университета он поступил на работу в полицию офицером технической службы и в этом качестве в середине 1990-х получил назначение в небольшой город, находящийся прямо на китайско-северокорейской границе. Г-н Пак скоро обнаружил, что с его связями и положением в этом городке можно заработать целое состояние. Вместе с группой офицеров он занялся контрабандой лекарственных растений в Китай. Этим делом он занимался всю вторую половину 1990-х и в итоге немало преуспел. К 2000 году г-н Пак стал богатым человеком: он мог позволить себе хорошую квартиру, купил холодильник, мотоцикл и завел молодую любовницу – обычные атрибуты успешного бизнесмена в Северной Корее конца 1990-х.
В этот момент г-н Пак решил, что у него достаточно денег, чтобы инвестировать не только в недвижимость. Как сказал бы какой-нибудь бизнес-гуру, он вознамерился «диверсифицировать свои активы» и выделил жене деньги на открытие ресторанчика в центре города. Как обычно и бывает в КНДР, официально ресторан был зарегистрирован как государственное предприятие, но фактически это был частный бизнес г-на Пака и его семьи. Ресторан не был элитным и специализировался на простой пище, но располагался в хорошем месте, так что скоро начал приносить г-ну Паку ощутимый доход. Контрабандные операции между тем продолжались и оставались весьма прибыльными. Элемент риска в этом деле присутствовал всегда, но г-н Пак никогда не забывал делиться с начальством, и оно всегда было готово прикрыть его или по крайней мере закрыть глаза на его деятельность. Я также подозреваю, что как минимум однажды он раздобыл компромат на одного из своих начальников и, воспользовавшись им для легкого шантажа, обеспечил себе поддержку со стороны согрешившего чиновника.
Вскоре г-н Пак решил замахнуться на большее. Вместе с одним из родственников он обратился в крупную государственную внешнеторговую компанию с бизнес-предложением: восстановить заброшенную золотую шахту. Хотя на словах КНДР признает обычный для большинства социалистических стран принцип государственной монополии во внешней торговле, на практике еще в конце 1970-х годов значительное количество северокорейских предприятий и организаций, органов местной власти и даже воинских частей получили право на практически самостоятельное ведение экспортно-импортных операций. Количество таких автономных внешнеторговых компаний резко выросло в конце 1990-х и сейчас достигает четырех сотен. Свои внешнеторговые компании есть и у ЦК ТПК, и у Разведуправления Кабинета министров, и у Союза молодежи, и у некоторых крупных промышленных предприятий. Каждая компания должна зарабатывать как можно больше валюты – любыми возможными способами. Обычно этим компаниям предоставляются исключительные права на разработку конкретного вида ресурсов в определенном регионе. Например, компания X может иметь исключительное право на сбор сосновых грибов в провинции Хамгёндо, а компания Y – на добычу и экспорт угля в Рянгандо.