Папа откашлялся, поправил галстук и сделал глубокий вдох.

– Мне очень, очень повезло, что я знал Айрис. Благодаря ей я узнал, что такое любовь и счастье, а также благодаря ее дочери – моей Молли – и ее внуку, моему сыну Фреду.

Именно Айрис показала мне, что значит семья. Когда моя Молли умерла, я не знал, что делать. Некоторые из вас помнят, в каком состоянии я тогда был. Но Ай-рис – она распахнула мне свое сердце. Она научила меня быть отцом. Не кровь, которая струится в наших жилах, а любовь, живущая в наших сердцах, – вот что нас объединяет. И это показала мне она, Айрис. – Папины глаза наполнились слезами, и он посмотрел на меня. – И я навсегда понял одну вещь: даже когда человека больше нет рядом, это не значит, что ты перестаешь его любить.

Хильда снова пожала мою руку, и ее браслеты звякнули.

Потом я закрыл глаза, потому что не хотел смотреть, как выносили гроб, в котором лежала Бабс. Я сказал себе, что на самом деле ее там нет. Она где-то в другом месте, там, где ее очертания светятся и мерцают.

Открыв глаза, я с удивлением увидел перед собой Бена и Чарли. Они слегка мне улыбнулись, а потом повернулись к викарию и кивнули.

В динамиках зазвучали первые аккорды какой-то песни. (Наша церковь в Эндовере несколько более современная, чем церковь Трех Святых в Уэльсе.)

Я моментально узнал мелодию.

Бен и Чарли запели:

– Еще один шажок по огромному миру…

Вскоре уже все прихожане пели вместе с ними.

Папа наклонился ко мне и зашептал:

– Твои друзья подумали, что ты захочешь услышать сегодня именно эту песню. Когда я вслушался в слова – о том, как идти по жизни вместе, – я решил, что это идеальный выбор.

– Так и есть, – шепнул я в ответ.

А потом Чарли и Бен вместо «шажок» пропели «прыг-скок» – и подпрыгнули, а потом еще и еще.

Папа посмотрел на них, а потом на меня с таким растерянным видом, что я не выдержал и рассмеялся. И в этот самый миг я понял, что имела в виду Бабс. Я действительно вкладывал неправильный смысл в слово «семья». Я не видел того, что все время было у меня перед глазами, примерно как свиньи не видят звезд. Мне просто нужно было изменить угол зрения, чтобы увидеть.

Факт о чудесах

В тот вечер, после похорон Бабс, улегшись в кровать, я внезапно почувствовал под головой что-то твердое. Я сунул руку под подушку и вытащил свой блокнот «Мама бы мной гордилась». Мне не помнилось, чтобы я его там оставлял. Я пролистал страницы и обнаружил, что все-все до единой строчки заполнены. Не осталось ни одного пустого места. Даже поля были исписаны папиным корявым почерком.

Там было все-все, что я делал в своей жизни. Мои первые слова, мои первые шаги. Как я впервые сам завязал шнурки. Как я в школе не ударил Барри Уильямса, хоть он и обозвал меня идиотом. Как я ударил Барри Уильямса, когда он обозвал меня идиотом во второй раз. Как я отдал свое мороженое маленькой девочке, которая уронила свое… И так далее. Папа вспомнил все. А на самой последней странице он написал: «Моему сыну, моему чуду».

И я задумался о чудесах.

В самом начале я вам сказал, что не очень-то в них верю. Согласно Википедии, «чудо – это необыкновенное и желаемое событие, которое невозможно объяснить законами природы и науки». Из этого определения сразу становится ясно: многое из того, что люди называют чудесами, вовсе никакие не чудеса.

Смотрительница Берил в то утро не видела на церковном дворе призраков трех святых. Дэвид Дэвис не видел, как трое супергероев вылетают из его магазина. И констебль Майк не видел никаких проявлений сверхъестественной силы, когда мы сидели верхом на Альберте.

Но, как и сказала Бабс, может быть, я просто вкладывал в слово «чудо» неправильный смысл. Может, мне просто нужно изменить угол зрения.

Потому что, хотя в то утро Берил видела не святых, а всего-навсего нас, именно благодаря нам нашлись останки настоящих святых. И хотя мы и не умеем летать, мистер Дэвис действительно видел троицу лучших друзей, вместе пускающихся в полный опасностей путь. И констебль Майк, когда мы пригвоздили Альберта к тротуару, действительно видел проявления силы, пусть и другого рода. Потому что, как мне теперь известно, супергерои не носят развевающихся плащей и им не нужны мощные бицепсы. Супергерои – это люди, которые появляются там, где они нужны, в тот самый миг, когда они нужны. В общем-то, как и семья.

И может быть, там, у моря, в самой западной точке Уэльса, я не видел свою Бабс и не чувствовал маминых поцелуев. Может, я все это выдумал. Может, я просто грезил.

Я не знаю наверняка.

Я не могу утверждать, что это факт.

Но может быть – может быть, – это все-таки было на самом деле.

И лично мне этого «может быть» вполне достаточно.

Вы когда-нибудь видели чудо?

Фредди и его Бабс на это сказали бы: все зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «чудо». Я, пожалуй, не смогу дать точного определения чуда, потому что меня очень легко удивить, для меня мир вообще состоит из сплошных чудес. Успеть забросить детей в школу до звонка – чудо; компьютеры, да и вообще всякие технологии, – чудо, которому я не перестаю изумляться; чудо, что я написала книжку; чудо, что я сейчас отвечаю на эти вопросы. И еще я думаю, что само существование жизни, Вселенной и человека – тоже чудо, да еще какое.

Какое путешествие было самым долгим в вашей жизни?

Поездка в Италию в девятом классе. Двадцать шесть часов в автобусе! Я слопала столько лимонного мороженого, что у меня весь рот покрылся язвочками.

Какая у вас самая любимая дорожная еда?

Уж точно не лимонное мороженое.

Они не продаются на каждом углу, и из-за них я не вызываю особой приязни у других пассажиров общественного транспорта, – но я обожаю гребешки с солью и уксусом; побольше соли и уксуса!

Что вдохновило вас на написание «Безумных каникул Фредди»?

О, очень много всего. Тема чудес и то, как наши представления преломляются в зависимости от точки зрения, – все это так интересно. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что начала «Фредди» вскоре после того, как потеряла отчима, и это, должно быть, сыграло свою роль в том, что я написала о горе утраты. И еще я хотела написать книгу о крепкой мальчишеской дружбе – я вижу такие дружбы в школе. Во Фредди, Чарли и Бене отразились очень-очень многие мои ученики.

Книга очень смешная и при этом теплая и сердечная; может быть, кто-то из ваших родных послужил вам особым источником вдохновения?

О-о-о, опасный вопрос: если я вдруг забуду кого-то назвать, разразится жуткий семейный скандал. Поэтому вынуждена сказать, что послужили все, вся семья. Что, кстати, правда.