– То есть я сбила тебя с праведного пути? – Катя грустно улыбнулась, комкая в руках простынь. 

– Нет! Да… Черт! Это так запутано. 

– Тогда тебе, может быть, стоит начать свой рассказ сначала? 

Да. Так и надо было сделать. Если бы он не боялся этого разговора. А он трусил. Он понятия не имел, как Катя отреагирует на то, что узнает. И будет ли у них после этого будущее?

– Сначала кое-что мне пообещай… 

Тушнов повернулся к Кате. Устроил голову в плавном изгибе ее бедра. Накрыл дрожащей рукой живот.

– Что именно? 

«Что не бросишь меня». Детский сад… Он не мог этого сказать! Это было абсолютно не по-мужски.

– Что не убежишь от меня, сверкая пятками. 

– Боюсь, если я побегу сейчас, сверкать мне придется кое-чем поинтереснее. Так что ты выбрал довольно удачное время для разговора. Ну, что там? Колись! Ну, не убил же ты кого-то… – широко улыбнулась Катя, а он, напротив, застыл неживой статуей. Катя нервно растерла ладони. А по мере того, как густела повисшая в номере тишина, ее глаза становились все больше и больше. 

– Вообще-то за рулем машины, в которой погиб мой нерождённый сын, был другой человек. Моя жена. Но очень долгое время я в том, что случилась авария, винил именно себя. Да. Я и сейчас виню. 

– О, господи… – прошептала Катя. – Мне ужасно жаль. И… я не знала, что ты был женат. Хотя, когда мы познакомились, прочла о тебе несколько статей в интернете, – добавила она, посмеиваясь над собой и, наверное, надеясь, что таким образом им удастся как-то разрядить обстановку. 

– Не был. Я женат до сих пор. И не уверен, что когда-либо смогу развестись. Хотя, признаться, встретив тебя, я стал ловить себя на мысли, что смог бы. 

Сочувствие, написанное на лице Кати, сменилось абсолютным непониманием. Она растерянно отвела от лица темные волосы. Скользнула ладонями по белой простыне, которой прикрылась, когда речь зашла о серьезном.

– Тебе не кажется, что ты должен был мне об этом сказать немного раньше? 

– Нет! – отрезал Тушнов. – Я был честен. И сразу дал понять, что мне не нужны серьезные отношения. Тогда я не знал, что… 

– Я забеременею? 

– Что полюблю тебя. 

Катя вскинула ресницы. Сглотнула.

– Это же не попытка запудрить мне мозги, правда? Потому как пока твои слова выглядят довольно избито. Собственно, наверное, все любовницы когда-то слышали нечто подобное. Тебя я люблю, а с женой меня давно ничего не связывает… 

Её голос сочился иронией, а раны – кровью. Она оказалась совершенно не готова к правде. В своих догадках Катя чего только не представляла, но только не это. Да… Новость о том, что Дима женат, выбила почву у нее из-под ног. Она вообще непонятно за счет чего держалась и продолжала эту беседу. Мысли прыгали в голове, как обезумевшие кенгуру. Он женат. Но почему об этом никто не знает? Неужели врет? А если врет, то зачем?

– Связывает, Катя. Так прочно связывает, что я и рад бы оторвать, да не уверен, что получится. 

– Ты можешь прекратить говорить загадками? Боюсь, я ничего не понимаю. 

И тогда он рассказал. Все. Без прикрас. Не пытаясь себя обелить. Или казаться лучше. Повернувшись к ней спиной. Такой напряженный, что можно было пересчитать каждую мышцу. Несгибаемый. Сильный. Стальной. И очень… очень одинокий.

Он закончил. И снова в комнате сгустилась тишина.

– Катя… 

– М-м-м? 

– Нет, ничего. Хотел убедиться, что ты не сбежала. 

– Для этого тебе нужно было просто повернуться ко мне. 

– Я боюсь, – заметил тихо этот несгибаемый сильный мужчина. 

– Неужели я такая страшная? – улыбнулась Катя. 

– Боюсь того, что увижу в твоих глазах. 

– Ну, а ты не бойся, – она осторожно обняла его со спины, прижалась щекой к теплой коже. 

– Ты не считаешь меня чудовищем? 

– Нет. И убегать от тебя я тоже не собираюсь. 

– Это хорошо, – вымученно улыбнулся Дима, наконец, поймав ее взгляд. – Потому что я не смогу тебя отпустить. Ни на секунду. 

– А вот с этим у нас как раз могут возникнуть трудности. Все же мы живем отдельно. 

– Это намек на то, что ты хочешь съехаться? – на этот раз улыбка Тушнова была чуть более настоящей. А чайные глаза теплые-теплые. 

– Вряд ли мы сможем это сделать, не привлекая внимания прессы. 

– Ну, и черт с ним. Как думаешь, я не слишком упаду в твоих глазах, оформив развод? – выпалил Тушнов, вряд ли в самом деле на то решившись. 

– Продолжая заботиться о Насте? 

– Именно. 

– Главное, чтобы тебя самого удовлетворил такой компромисс. Не хочу, чтобы ты считал, будто обязан это сделать ради меня. Или ради ребенка. 

– Спасибо… – шепнул он. 

– Пустое. Только знаешь что? Я хочу напомнить тебе нечто важное, то, о чем ты, похоже, забыл. 

– О чем же? 

– О том, что любое наказание имеет свой срок. Мне кажется, вынося себе приговор, ты совершенно упустил этот момент из виду. 

Человеческий ум – довольно гибкая штука. Стоит что-то для себя решить, и операционка услужливо выдаст по меньшей мере несколько удобных и вполне осмысленных доводов в пользу такого решения. Доводов, которые бы позволили тому самому человеку себя оправдать, чтобы оставаться в гармонии с собой и с окружающим миром. На каждый аргумент совести в голове тут же всплывет как минимум несколько контраргументов. И так будет продолжаться до тех пор, пока голос совести, звенящий в ушах, не затихнет вовсе. Заглушенный бескомпромиссностью фактов.

После долгих раздумий и метаний по комнате Тушнов решил, что Катя права. И почти пятнадцать лет одиночества – срок более чем внушительный для исполнения любого, даже самого строгого приговора. А значит, он свой срок отмотал. И все… все. Свобода! А там… Насте ведь наверняка все равно, кто о ней заботится. Когда они разведутся, в ее жизни вообще ничего не поменяется. Дима не собирался отказываться от финансирования её лечения или от своих к ней визитов. Все будет, как раньше. Для Насти так точно, а вот у него начнется совсем другая жизнь. Жизнь, наполненная любовью к совершенно удивительной женщине. Матери его ребенка. Господи… Он до сих пор не мог в это поверить.