После этого он засунул голову в воду и несколько раз позвалдруга ультразвуком.

— Ты не спятил, Джин? — спросила изумленнаяДоллис,

— Слушай, Доллис, сегодня решительный вечер. Многоезависит от нас, от тебя и от меня. Слушай меня внимательно.

Он рассказал ей обо всем: о том, как он попал в плен, наостров Карбункл, о своей поездке в Лондон, о коварных планахНакамура-Бранчевской и об откровениях Ричарда Буги.

— Значит, я не ее дочь, — тихо проговорилаДоллис. — Значит, все эти годы я была для нее только игрушкой. Значит,никакого отца-капитана у меня не было…

Геннадий давно уже заметил, что по бассейну кругами ходитЧаккерс. Врожденная деликатность, вероятно, мешала бывшему сержанту прерватьразговор девочки и мальчика.

— Доллис, ты должна узнать, о чем сейчас совещаютсязаговорщики. Опасность угрожает не только Оук-порту, но и нашему научномукораблю «Алеша Попович». Готова ты на это? — спросил Геннадий.

— Да, — решительно ответила девочка.

— После двенадцати ночи я буду ждать тебя на Львинойлестнице. Связным у тебя будет один мой друг. Чаби!

Доллис вздрогнула: из воды высунулась лукавая круглолобаяфизиономия дельфина.

— Привет, Гена, — хрипло сказал Чабипо-русски. — Ну как тебе бабушка, Лондон? Ужас небось какой шум, а?

— Чаби, познакомься, это Доллис.

— Очень приятно, мисс.

— Будешь связным, Чаби. Тут большие дела начинаются.

— Да, я уже слышал, можешь на меня рассчитывать.Кстати, Генок, привет тебе от ваших ребят. Я с ними на прошлой неделе болтал.

— Ну как они? — с волнением спросил Геннадий.

— Да все в порядке, работают по плану. Хорошие мужики:и Рикошетников — настоящая морская душа, и Верестищев, и Шлиер-Довейко, этотвсякое видал, и помполит Хрящиков всегда найдет нужное слово, и Барабанчиков, иТелескопов. И, что характерно, Генок, не унижают эти ребята твоегочеловеческого достоинства. Вот что характерно — понимают нашего брата!

При этих словах Геннадий особенно остро почувствовал, как нехватало ему все это время его друзей, с которыми сам черт не страшен. Однакопредаваться размышлениям времени не было. Он встал и сказал:

— Доллис, Чаби, друзья! Готовы ли вы бороться до концаза идеалы свободы и справедливости?

— Готовы! — в один голос ответили дельфин идевочка.

— Давайте скрепим нашу дружбу и клятвурукопожатием! — торжественно сказал Геннадий.

— За неимением рук предлагаю потереться носами, —смущенно проговорил дельфин.

Мальчик и девочка наклонились и потерлись носами о влажныйклюв морского человека.

— Да ну вас, ребята, — пробормотал Чаби. — Втакие минуты плакать хочется.

Луна спряталась за голову Серхо Филимоныч Страттофудо, когдаГеннадий по водосточной трубе спустился на Сенатскую площадь. Огромная теньпамятника закрывала половину площади, и в этой тени за неосвещенными окнамималенького кафе мерцали сигаретки ампирейских легоперов.

— Геннадий, — бросились к нему сенатор Куче, РиккоСилла и Токтомуран Джечкин. — Как мы рады снова видеть вас, потомка нашегопамятника, в добром здравии!

— Спокойно, друзья, сейчас не время длясантиментов! — жестко сказал мальчик. — Есть у вас оружие?

— Есть! — гордо ответил Джечкин. — Шпаги,абордажные сабли, двухствольные пистолеты, пики! Мы очистили весь национальныймузей.

Геннадий только усмехнулся, вообразив себе вооруженное такимобразом войско, сражающееся против Ричарда Буги.

— Ну хорошо, оружие у вас будет, — сказалон. — Ответьте мне только на такой вопрос. Сможете ли вы за два часадостать двадцать четыре скрипки, шесть виолончелей, шесть контрабасов, десятьтруб, семь флейт, три кларнета, две арфы, пять гобоев, четыре валторны?…

— С валторнами у нас плохо, — прикинул сенаторКуче.

— Я достану валторны, — решительно заявил РиккоСилла.

— Прекрасно, — сказал Геннадий. — Теперьслушайте, друзья…

Через час Геннадий соскользнул по громоотводу прямо ко входув отель «Катамаран». В отеле все шло по плану.

В зале ресторана Джон Грей — Силач-Повеса накачивал«товарищей по оружию». Он стоял посредине огромного стола. размахивал большим,как флаг, эмпирейским велюром и пел:

Пока на белом свете

Деньжатами разит,

Солдат в лихом берете

Всегда обут и сыт.

Все для тебя несложно,

Покуда ты — солдат!

Твой нож не дремлет в ножнах,

Кулак твой волосат!

А принципы надежно

В швейцарском банке спят!

Захмелевшие ландскнехты бизоньими глотками восторженноревели:

А принципы надежно

В швейцарском банке спят!

Официанты по знаку Джона Грея вкатывали всё новые бочкинесравненного «Горного дубняка». Они были изумлены поведением международныхмузыкантов, но так как прежде никогда международных музыкантов не видели, тополагали, что так они себя и должны вести, эти международные музыканты.

— Эй, чертенок, — закричал Геннадию Пабст, —иди сюда! Ну-ка, глотни этого бальзама! Завтра ты исполнишь свое соло-пикколо,а, чертенок? — Он склонил к Геннадию свою дремучую рожу и вдругпрослезился: — Не зови меня, пожалуйста, Гориллой, Джинни. Очень прошу, незови. Разве я похож на гориллу? Разве у меня такие руки, как у гориллы? Разве уменя такие надбровные дуги?

— Именно такие, сэр, — сказал Геннадий.

— Ну хорошо, допускаю… руки, дуги… — хныкалПабст. — Но разве умеет горилла разговаривать, а, Джинни? Ведь не умеетже, а?

— Умеет, — сказал Джин. — Горилларазговаривает не хуже вас, сэр.

— Как? Горилла умеет разговаривать?! — взревелПабст.

Он встал и пошел вдоль стола, взывая к товарищам: — Ребята,горилла, оказывается, умеет разговаривать! Слыхали новость? Горилла! Умеет!

В конце стола он свалился.