Называет богатого одесского коммерсанта.

— Зовут ее Ольга Палем. Мы с нею все переглядываемся. Непременно познакомлюсь!

Познакомился. А некоторое время спустя, на мои вопросы, уже самодовольно усмехался.

Настала осень. Время было перед окончательными экзаменами. Не до разговоров было о романах. Из редких намеков Довнара я все же знал, что роман с Палем продолжается вовсю и что она бросила своего коммерсанта. По-видимому, эта женщина страстно привязалась к Довнару.

Года через полтора, когда я работал в Пулковской обсерватории, меня навестил Довнар. Он был в это время студентом Института путей сообщения.

— Ну, а как ваш роман с Палем?

Поморщился:

— Все еще продолжается. Она здесь — приехала за мною в Петербург.

Намекнул, что затянувшийся роман его тяготит, и он хотел бы с ним развязаться.

Прошло несколько месяцев. Вдруг во всех петербургских газетах запестрели известия о сенсационном убийстве. В номере второразрядной гостиницы заперлась с вечера парочка. Утром услышали в номере выстрелы. Взломали дверь. На постели труп молодого человека, а возле женщина с револьвером. Она не отрицала, что застрелила любовника. Назвала себя Ольгой Палем, а убитого — студентом Александром Довнаром.

Газеты наполнились фантастическими рассказами, подсказанными Палем. Будто бы Довнар соблазнил девицу, а затем хотел ее бросить. Оскорбленная в лучших своих чувствах Ольга Палем в ту роковую ночь, которая должна была стать прощальной, не выдержала и застрелила покидающего ее любовника. По адресу Довнара писались инсинуации. Насмешливо описывалась даже самая погребальная процессия: одинокая телега везла гроб покойного студента на кладбище, а позади шел только один дворник дома, где проживал покойный.

Суд — сплошной триумф для Ольги Палем. Героиня рисовалась жертвой, мстившей за поруганную любовь. Присяжные ее оправдали[162]. И сейчас же она получила несколько предложений руки и сердца. Выйдя за кого-то замуж, Ольга Палем скрылась с горизонта.

А. М. Бенкендорф

А. М. Бенкендорф был белокурый немчик, не выделявшийся способностями и несколько безалаберный. У него была навязчивая идея — разбогатеть! Мать его содержала скромную библиотеку, и, должно быть, семья испытывала нужду.

Бенкендорф постоянно носился с имеющими обогатить его проектами и предлагал принять в них участие и нам. То уговаривал открыть в складчину маленький писчебумажный магазин, то — купить совместно катер для буксировки в порту барж и парусников и т. п.

Когда мы были с ним на третьем курсе, между нами вышла крупная неприятность. Проф. Клоссовский по собственному побуждению поручил мне организовать студенческую научную экспедицию в Крым. Но несколько месяцев назад нечто подобное затевал и Бенкендорф. Теперь он обвинил меня в том, будто я похитил его идею о такой экспедиции.

Я потребовал рассмотрения этого дела в студенческом суде чести.

Выслушав обе стороны, суд, вместе со сторонами, отправился за показаниями к проф. Клоссовскому.

А. В. Клоссовский рассказал всю историю этого вопроса и категорически стал на мою сторону. Суд задал ему вопрос:

— Имел ли право Стратонов, не входя в сношения с Бенкендорфом, начать организацию экспедиции?

— Безусловно! Это было мое новое и самостоятельное поручение, нисколько не связанное с планами Бенкендорфа.

Выходим из кабинета Клоссовского. Бенкендорф обращается к суду:

— Да я вовсе не намерен признавать вашего суда над собой!

— Зачем же вы тогда шли в суд чести?

Бенкендорф поспешно удалился.

К несчастью, на следующий же день начали разыгрываться события, вызвавшие у нас беспорядки 1889 года и массовое исключение студентов. Исключен и выслан из Одессы был и почти весь состав студенческого суда чести.

Позже Бенкендорф предпринял шаги для примирения. Я от примирения отказался.

Вскоре затем он уехал к своему дяде в Баку, который владел небольшим нефтяным предприятием. Бенкендорф увлекся этим делом, бросил, не закончивши курса, университет, сделал и свои заявки на нефтяные участки.

И вот случилось то, что, как будто, бывает лишь в сказках. На его участке забил громадный фонтан нефти. И в одно утро наш Бенкендорф проснулся миллионером! Золотые мечты юности исполнились.

Он остался в Баку на всю последующую жизнь, став во главе своего уже крупного дела. Слышал я, что его предприятие пользовалось среди рабочих популярностью.

О. Я. Пергамент

Осип Яковлевич Пергамент был или сам выкрест из евреев, или сын выкрестов; кажется — последнее. Но по всему остальному, кроме религии, он оставался евреем. Человек он был способный, хорошо знал несколько иностранных языков. Хорошо владел и словом, хотя его речи были слишком цветисто-водянистые. Однако он многих отталкивал от себя чрезмерной развязностью, заходившей далеко. Доверия к нему не питали, и со стороны студентов расположением он не пользовался.

Будучи студентом, Пергамент занимался физической химией и высказывал мечты о получении профессуры по этой кафедре: студентам профессорское знание всегда импонирует. Но, в порядке очереди, на факультете была назначена тема проф. Клоссовским на соискание золотой медали — по земному магнетизму. Пергамент неожиданно стал писать на эту тему. Он конкурировал со студентом 4-го курса (Пергамент был на 3-м) С. Г. Попруженко, еще ранее того специализировавшимся по земному магнетизму и по метеорологии. Неудивительно, что на конкурсе победил Попруженко: ему была присуждена золотая медаль. Однако, чтобы не обескураживать Пергамента, Клоссовский исходатайствовал ему серебряную медаль.

Честолюбивый Пергамент был до крайности раздражен. Он отправил свою работу в Академию наук, с просьбой о проверке справедливости ее оценки Клоссовским. Работа была передана на рецензию проф. О. Д. Хвольсону.

Приехавши в следующем году в Одессу в роли председателя государственной испытательной комиссии, проф. Хвольсон говорил студентам:

— Надо удивляться развязности господина Пергамента! Сунуться с подобною работою в Академию наук…

В связи с этим Пергамент принял, при встречах, грубо-вызывающий тон по отношению к проф. Клоссовскому.

На последовавших затем государственных экзаменах Пергамент снова не имел удачи: окончил курс только с дипломом второй степени.

Честолюбивые мечты о профессуре на математическом факультете рассеялись как дым. Но Пергамента такое положение дел мало устраивало. Вскоре после этого он женился на дочери Сокольского, профессора юридического факультета, и под руководством тестя стал готовиться прямо к государственному экзамену на юридическом факультете. Ему выхлопотали право на их сдачу до прослушания курса. Через несколько лет Пергамент уже выступал на поприще адвокатуры.