будто звенело, нагревалось и холодело. Я хотела только одного — чтобы это не заканчивалось. Мозг затуманился, чувства обострились. Я застонала, и Нордер-Галь будто опомнился, зрачки расширились. Он замер, обжог губами мою шею,  и я почувствовала, что внутри разливается пожар. Отголоски боли утихали, разряды тока стали мягкими и легкими. Я вновь смогла вздохнуть полной грудью, холодная острота озона уже не обдирала горло.

Нордер-Галь снова нависал надо мной на вытянутых руках, но взгляд казался осмысленным. Он коснулся моей шеи, сжал грудь:

— Я не отпущу тебя никогда. Ты принадлежишь мне. Только мне. Ты даже себе больше не принадлежишь.

Глава 20

Я боялся закрыть глаза, а открыв, обнаружить, что она исчезла. Мучительно хотелось сковать ее цепью, запереть в сейфе, приставить охрану, замуровать. Не позволить никому смотреть на нее, прикасаться к ней, говорить с ней.

Моя. Моя! Это слово разносилось внутри, как эхо. Повторялось снова и снова. Будто я боялся усомниться.

Я сгорал, борясь с собственными желаниями, ощущая мучительную физическую боль, неудовлетворенность, жадность. До ломоты сжимал кулаки, чувствуя, как постепенно глохнет наир. Что-то успокаивалось в ней, остывало. Но сейчас я был этому только рад, даже жаждал. Потому что терпеть ее присутствие было невыносимо. Сладкая пытка, которой я подвергал сам себя, не в силах отойти от нее. Даже не помышлял о том, чтобы отогнать этот морок дымом. Но каждое мгновение боялся сорваться и все испортить. Я видел лишь крупицы того, что меня ожидает. Меня и ее. Истребить в ней едва распустившиеся желания — самое глупое в жизни, что я мог бы сделать. Сейчас не время, но оно придет. Нужно лишь вытерпеть.

Я редко чего-то по-настоящему хотел. Отцу удалось выбить порывы, оставив лишь стремления. Те, которые он считал правильными. Опуститься до безумной страсти он считал низким. Теперь же я, напротив, полагал, что поднялся. Будто ожил рядом с ней. Я сверну шею любому, кто захочет забрать ее у меня. Даже архону. Моя.

Я никогда не верил в старые побасенки, но сейчас начал думать, что не так уж они и врут. Или просто спятил от страсти. Говорят, когда-то давно, еще до безумия архона Сарин-Сета, приказавшего перебить всех людей в границах Виссара, существовали связи наира такой силы, что сводили с ума. Это были исключительные случаи, редкие и не изученные, основанные на каком-то почти невозможном генетическом совпадении. Будто соединялись две половины одного разбитого целого. Виссарат уже не мог жить без такого наира, без человека, им обладающего. Утверждается, что Сарин-Сет обезумел после того, как умерла его человеческая женщина, с которой была именно такая связь. Он решил лишить наира всех. К огромному удовольствию жен и невест. Наши женщины почти лишены способности улавливать наир, и веками были вынуждены мириться с потребностями своих мужей.

Но это не значит, что все прекратилось. Черный рынок процветал, хоть по закону за торговлю людьми и полагалось наказание. Человеческих женщин прятали. Такая была и у отца, хоть даже я, сын, видел ее за всю жизнь лишь пару раз. Такая наверняка есть и у архона. Такая была и у меня, но ее наир не стоил рисков. Говорят, он вырождался.

Эта война оказалась всем только на руку. Теперь никто не прятался. Абир-Тан дорвался сам и распоясал солдат. Ему повезло с той девкой.

Я повернул голову, борясь с мучительным желанием коснуться Тарис, удостовериться, что это не фантом. Она лежала на боку, отвернувшись. Рассеянный лунный свет, заползающий в иллюминатор, мягко подсвечивал ее точеную фигуру. Я снова и снова обводил глазами пленительные линии. Плечо, тонкую руку, глубокую ложбинку талии. Хрупкая, нежная. Моя. От этого короткого слова все вибрировало внутри. Моя.

Когда я проснулся, Тарис сидела на полу у иллюминатора. Одетая, с заплетенной тугой косой. Вздрогнула, когда я шевельнулся и поднялся на локтях. Какое-то время молча смотрела, наконец, разомкнула губы:

— Доброе утро.

Я замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего. Совсем ничего. Ровно и пусто. Будто все, что было вчера, оказалось плодом воспаленного воображения. Ни следа наира. Это было просто невозможно. Он либо есть, либо его нет. Но я сдержался.

— Давно ты встала?

Она пожала плечами:

— Не очень. Смотрела, как светает. Я боялась разбудить тебя.

Она опустила глаза и сделала вид, что увлеченно смотрит в иллюминатор. Я наспех оделся, опустился за ее спиной, положил ладони ей на плечи и втянул запах волос.

—  Как ты себя чувствуешь?

Тарис не вздрогнула, будто приготовилась к моим касаниям. Обернулась, с недоумением посмотрела на меня, будто этот вопрос был совершенно неуместным:

— Все хорошо. — Она вновь отвернулась, но показалось, что щеки покраснели. — Где мы?

Только сейчас я заметил, что не слышу шума двигателей. Посмотрел сквозь стекло, на стену желтых деревьев в отдалении:

— Давно причалили?

Она опять пожала плечами:

— Уже стояли, когда я проснулась.

И не доложили…

Я не удержался, коснулся кончиком пальца нежной белой шеи, прижался губами. Вновь ничего. Ни отголоска, ни намека. Я не мог даже предположить, как она это делает. Я предпочел бы мучиться, борясь с собой, но ощущать. Постоянно. Всегда.

Я отстранился, убрал руки. Поднялся.

— Пруст приходил?

— Я слышала его в той комнате, но сюда он не входил. Наверное, не хотел мешать.

Я наспех оделся — нужно узнать, что там происходит. В дверях я обернулся:

— Я не хочу, чтобы ты выходила из каюты.

Тарис с готовностью кивнула:

— Как скажешь.

— Если что-то понадобится, обращайся к Прусту. Я велю, чтобы он выполнял все твои распоряжения.

Она вновь кивнула. Вдруг распахнула глаза:

— Мне было бы приятнее видеть рядом женщину.

— Женщину?

— Фиру… Конечно, если можно…

Фира… Я и сам очень хотел видеть ее. Я кивнул, не желая давать конкретный ответ:

— Я поговорю с Абир-Таном.

Глава 21

Я смогла свободно вздохнуть лишь тогда, когда Нордер-Галь вышел. Я оторвалась от окна, легла на кровать, расслабляя тело. Все болело. Везде. Будто вчера меня долго и беспощадно молотили палками. При каждом движении ныло и тянуло между ног. Но эти ощущения не слишком соотносились с действительностью. Самым поразительным было то, что я не помнила деталей. Все смоталось в тугой взбитый ком, пропитанный озоном и пульсирующий электричеством, оставляя ощущение трепета и мучительной неги.

Я не верила, что все закончилось. Не верила, что было наяву и именно так. Самым поразительным