кто-то всемогущий щелкнул тумблером. Внутри все заходило ходуном. Я слышала, как Нордер-Галь переговаривался с Прустом, отдавал распоряжения. Но не вникала в суть, слышала лишь его густой голос. Сейчас жесткий акцент казался особенно заметным. Мне слышался в этом голосе звон тяжелых стальных цепей. Я пыталась унять расходящиеся по спине волны кипятка. Жгло огнем и одновременно морозило, заставляя покрыться мурашками. Кожу стягивало так, что меня передернуло.

Я понимала, что отсрочек больше не будет. И эта неотвратимость мгновенно выбила почву из-под ног. Все спокойствие испарилось, как спиртовые пары. Внутри будто вибрировало. Я с ужасом узнавала это чувство, но сейчас почти ощущала плотность, запах. Проклятый наир. Я не сомневалась, что это именно наир. Нет, запах — понятие условное. Ощущение запаха будто передавалось сразу в мозг, минуя рецепторы. А воздух вокруг меня словно уплотнился, зазвенел озоном. Казалось, я стояла в трескучий мороз высоко-высоко в горах. На самой вершине, у отвесной пропасти. Звенящая свежесть, страх высоты, который пробирался в каждую клетку и будоражил, будто разгонял адреналин, который лился по венам с непередаваемым томительным бурлением. Но что-то внутри подсказывало, что это лишь незначительная часть того, что чует Нордер-Галь.

Комната будто наполнялась, как резервуар водой. Я хотела бы, чтобы все заволокло табачным дымом так плотно, что стало бы нечем дышать. Я буквально чувствовала, как наир туманом выползает из дверей, стелется по полу. Несколько мгновений — и он достигнет обоняния Нордер-Галя.

Я лихорадочно пыталась вспомнить, что делала тогда, когда сумела загасить эту гадость. Сейчас это все представлялось такой бесполезной глупостью… Я воображала себя деревом, в пустом стволе которого гуляет ветер. Деревом, у которого нет чувств или страхов. Над которым ясное безоблачное небо. Но теперь все казалось случайностью, что помогло тогда вовсе не это. И  сомнение окунало в состояние полнейшей беспомощности. К тому же, я не была уверена в своих воспоминаниях. Не отпускало гадостное чувство, что кто-то копался в моей памяти.

Я прижалась спиной к стене, сжала кулаки, стараясь унять дрожь, сосредоточиться. Но сердце колотилось, как безумное. Вместо спокойствия я ощущала, что воздух вокруг наполнился электричеством и потрескивал, усиливая запах озона. Пахло грозой, чистой мощной стихией.

Я закрыла глаза, старалась выровнять дыхание, замедлить удары сердца. Но ничего не выходило. В прошлый раз я смирилась. Сейчас — безотчетно на что-то надеялась, и именно эта надежда не позволяла сосредоточиться. Ничего не выходило — я чувствовала это. Как и присутствие совсем рядом.

Нордер-Галь стоял у двери, занемев. Просто смотрел на меня. Брови сведены к переносице, губы поджаты. В глазах — жалящее напряжение. Зрачки плясали. То заполняли почти всю радужку, то сужались до крошечных точек. Ноздри трепетали. Я видела, как под вышитым кителем тяжело поднимается широкая грудь.

Он будто задыхался. Вцепился рукой в ворот и оттягивал так, что побелели костяшки пальцев. Наконец, тронул пуговицы, расстегнул, сделал долгий глубокий вдох, прикрывая глаза. Они уже подергивались поволокой. Я понимала, что сейчас он себя с трудом контролировал. Я снова и снова пыталась вообразить себя деревом, но ничего не получалось. Я тоже улавливала электрические разряды, одуряющий запах озона, который ударял в голову. Чувствовала, как по венам разносится томительное покалывание. Я не понимала, как это остановить. В прошлый раз такого не было. Что-то изменилось.

Нордер-Галь отшвырнул китель, уперся руками в стену, нависая надо мной. Долго смотрел в глаза, будто был не в силах говорить. Наконец, склонился, касаясь острым носом моей щеки:

— Если ты сейчас загасишь наир — я убью тебя. Клянусь.

Я молчала.

— Ты слышишь меня, Тарис?

Я с трудом сглотнула, глядя в его мутные глаза, не могла отвести взгляд:

— Это не зависит от меня. Я не умею им управлять.

Он шумно дышал. Запустил руку мне в волосы, зажал в кулак, вынуждая смотреть в лицо. Его глаза горели безумием.

— Я не верю тебе.

Настаивать было бессмысленно — он видел лишь то, что хотел видеть. Но я не сомневалась, что Нордер-Галь сделает то, чем грозит. Его руки казались каменными, пальцы впивались в плоть, заставляя меня извиваться, чтобы ослабить хватку. Я была птицей, бьющейся в силках. Во рту пересохло, вены будто пекло. С каждым касанием замирало в груди, будто я снова и снова прыгала в пропасть. Меня окатывало морозным ветром, кожа покрывалась мурашками.

В висках пульсировал панический страх, хотелось бежать. Все когда-то бывает впервые… Я снова и снова проговаривала это мысленно, но не помогало. Я боялась того, что произойдет. Я боялась не карнеха виссарата. Я боялась мужчину.

Конечно, я слышала множество рассказов. Девчонки в школе вечно о чем-то судачили. Но все сводилось к боли, крови и осознанию собственной значимости, когда все заканчивалось. Они всегда пафосно добавляли про рождение женщины. Но все это было с обычными парнями, такими, как Питер. Я понятия не имела, что нужно ждать от виссарата. Почему я не замучила Розали вопросами там, в лесу? Ведь ей точно есть, с чем сравнивать. Или спрашивала, но не могу вспомнить? Кажется, я помню лишь то, как она с отчаянием призналась в том, что ей было хорошо с полковником Абир-Таном…

Хорошо… Сейчас лишь это было важно. Давало надежду.

Нордер-Галь не отрывал от меня мутных глаз. Казалось, наир завладел им настолько, что он с трудом шевелился. Его пальцы никак не могли совладать с пуговицами на моем платье. Он сосредоточенно смотрел в мои глаза, шумно дышал. Я видела, как вздымается грудная клетка, как тонкая серая майка обрисовывает напряженные мышцы. Еще немного — и он в бешенстве разорвет ткань. Я не хотела этого. Пусть знает, что я не сопротивляюсь ему. Если я не могу ничего изменить — то могу хотя бы не усугублять. Не хочу быть жертвой. Не хочу, чтобы он брал меня силой.

Я осторожно коснулась его обжигающих рук, мягко отводя. Смотрела в перламутровые глаза с крошечными точечками зрачков. Казалось, Нордер-Галь вот-вот сорвется. Я коснулась пуговиц на вороте платья, с легкостью расстегнула и спустила с плеч, чувствуя, как ткань мягко падает к ногам.

Казалось, мой жест вызвал недоверие. Нордер-Галь пристально смотрел на меня, едва склонив голову набок. Будто искал подвох, но не находил. Даже глаза внезапно прояснились, напряженный взгляд полоснул лезвием. Рука жестко легла мне на затылок. Нордер-Галь коснулся лбом моего лба, лишая шанса отстраниться:

— Что ты задумала? — голос стелился шипением змеи, заползал в уши, заставляя цепенеть.

Я сглотнула, попыталась покачать головой, но цепкая рука зажала волосы так,