Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, клянусь! – ответил Хеннинг с усмешкой. – Четыре матча подряд, и в каждом победил тот, на кого ставил Эбберлинг, причем – астрономическую сумму. Он ушел домой с двумя тысячами фунтов в кармане, а мы все проигрались в пух. Моя бабушка ужасно на меня кричала, узнав, что я проиграл месячную ренту. Ох, от ее крика я едва не оглох…
– А кому-нибудь приходило в голову, что Эбберлинг мог, так сказать, повлиять на направление ветра? – продолжал Нэт. Когда же его изрядно пьяный собеседник на секунду отвлекся, он снова вылил под пальму большую часть стакана.
– Была у меня мысль, что он мог это сделать. Но если бы он заплатил четверым боксерам, чтобы они проиграли, то ему бы это стоило больше, чем он получил, поставив на победителей… – пробормотал Хеннинг в задумчивости.
– Может, и так. – Нэт пожал плечами.
Он прекрасно знал, в чем состояла выгода Эбберлинга. В результате этой операции маркиз потерял деньги, но зато потешил свою гордость, что было для него гораздо важнее. Маркизу Эбберлингу непременно требовалось, чтобы им восторгались. Даже если для этого приходилось потратиться и кого-то подкупить.
Он еще около часа слушал рассказы обо всех повесах и мерзавцах, а также других образцах совершенства, которыми восхищался Френсис Хеннинг, пока не выслушал все до одного слухи и якобы факты о Питере Велтоне – нынешнем маркизе Эбберлинге. Причем Хеннинг был его последним «информатором» – за последние несколько дней Нэт угостил обедами и напитками больше людей, чем за предыдущие два года. Стоило оно того или нет, он не знал, однако теперь ему стало ясно: в отношении Эбберлинга инстинкты его не обманули: этот человек ради своей гордости был готов на все – только бы не проигрывать. Поставить маркиза в неловкое положение – это было равносильно смертному греху, и виновник платил стократную цену. Оставалось только гадать, в чем провинилась покойная леди Эбберлинг: наставила ли ему рога, победила ли мужа в скачке на лошадях или просто выиграла спор о том, какая из двух птичек сядет на дерево выше. Любое из этих прегрешений могло стать причиной ее смерти.
Закончив беседу с весьма забавным мистером Хеннингом, Натаниель отправился обратно в Терил-Хаус, чтобы переодеться к ужину.
– Добро пожаловать домой, милорд, – произнес Гарви, принимая у хозяина шляпу и перчатки. – Мастер Лоуренс просил меня сообщить вам, что он…
– Нэт, где тебя черти носят? – закричал Лори, чуть ли не перепрыгивая через последние двадцать футов лестницы.
– …желает с вами поговорить, – закончил дворецкий.
– Спасибо, Гарви, – кивнул граф.
Лоуренс же схватил брата за руку и потащил к лестнице.
– Нэт, где ты был? – спросил он громким свистящим шепотом.
– Работал. – Граф отстранил руку Лори. – Что, в нашей гостиной обнаружен обнаженный окровавленный труп?
– Что?.. А… нет-нет.
– Тогда просто скажи: «Нэт, если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с тобой наверху». И клянусь, я бы скорее всего последовал за тобой наверх добровольно.
Лоуренс остановился на середине лестницы и повернулся лицом к брату. Сделав глубокий вдох, отчетливо проговорил:
– Нэт, если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с тобой наверху.
– Да, конечно. Иди, а я за тобой. – Сдерживая усмешку, Натаниель жестом предложил Лоуренсу идти первым.
На площадке второго этажа они свернули не в сторону гостиной, а в сторону личного кабинета Нэта.
– У тебя странные представления о том, что может быть в доме чрезвычайным событием, – бросил Лори через плечо. «Обнаженный окровавленный труп»? Господи, Нэт, ты так перепугаешь всех слуг.
– На самом деле я так не думал. Просто мне не хотелось, чтобы мой младший брат упал в обморок от возбуждения, так и не сообщив, что затеял.
– Ничего я не затеял. И это очень важно. – Лори постучал в дверь кабинета, затем распахнул ее и переступил порог. Нэт последовал за братом – и замер в изумлении. За его письменным столом красного дерева сидела Эмили Портсмен.
Лори взглянул на него и прошептал:
– Вот видишь?.. Дело важное…
Но Натаниель, казалось, забыл про брата – все его внимание было приковано к стройной молодой женщине с волосами насыщенного каштанового цвета. Она пристально смотрела на него, и в ее карих глазах был вопрос, вернее – множество вопросов. Не отводя взгляда от ее лица, Нэт бросил:
– Лори, уходи.
– Что? Но я…
– Вон из комнаты.
– Вот так благодарность… – пробурчал Лоуренс.
– Спасибо, Лори. Уходи. Принеси чаю.
– Да, Нэт, хорошо. Имей в виду: никто, кроме нас, не знает, что она здесь. – Последние слова Лори произнес шепотом.
Как только дверь за ним закрылась, Натаниель повернулся и запер ее.
– Добрый день, – сказал он.
– Оказывается, ваш брат знает обо мне. – Голос Эмили звучал до странности ровно, и Нэт понял, что она сердится.
– Я доверяю брату, – ответил он, усаживаясь на один из стульев.
Эмили пожала плечами.
– Но мне он не брат, и я ему не доверяю. Господи, да он же просто ребенок!
– Он всего на пять лет моложе вас. И он с самого начала знал, чем я занимаюсь, однако ни словом никому не обмолвился. С ним ваша тайна в безопасности. – Подавшись вперед, Нэт положил обе ладони на разделявший их стол. – Так что же случилось?
– Сегодня утром Эбберлинг завтракал в «Тантале».
«Проклятье!» – мысленно воскликнул Нэт. Взяв девушку за руки, он спросил:
– Эбберлинг видел вас?
Эмили покачала головой.
– К счастью, нет. Лорд и леди Хейбери вовремя его увидели и предупредили меня. Сначала они подумали, что это вы его прислали, и Хейбери хотел даже что-то предпринять…
Нэт нахмурился.
– Значит, они знают обо мне? Кажется, мы с вами оба не умеем держать рот на замке.
– Я им доверяю, – сказала Эмили.
Она посмотрела на него с вызовом, видимо, ожидая возражений. Но Нэт не стал превращать их встречу в спор о том, чьим друзьям и родственникам можно доверять, а чьим – нет. Склонил голову к плечу, он проговорил:
– Значит, Хейбери тот человек, который знает, что я был шпионом?
– Нет, не он. И я вам не скажу, кто это.
– Почему? Потому что вы и этому человеку доверяете?
– Да. А Хэй…
– Доверяете мою жизнь? – перебил Нэт. – И жизнь моего брата?
– Вы были Нэтом Стоуксом, шпионом. Неужели никто из других шпионов не знал, кто вы такой?
– Я не был шпионом, – процедил Нэт сквозь зубы, еще крепче сжимая руки девушки. – То есть об этом знал только Веллингтон со своим ближайшим окружением. А для всех остальных я был Нэтом Стоуксом, непоседой и бездельником, у которого хватало настолько мало здравого смысла и патриотизма, что он во время войны отправился за границу искать толстые старинные книги, чтобы покупать их и изучать. А для самых разных людей, представлявших для Англии интерес, я был Джоном Коббинсом, Адамом Геннингом, Хитроу Парксом, Мохаммедом Зиффари – и так далее… Кроме того, у меня имелись всевозможные шрамы и бороды на любой вкус. Я говорил на разных языках и менял акценты, бывал брюнетом, блондином и седым, толстым и тонким, надевал и сбрасывал разные личины через неделю, а иногда – и через час. – Слова лились из Нэта потоком, который он хотел остановить, но не мог. – И до сих пор каждое утро, просыпаясь, мне приходится какое-то время лежать и вспоминать, кто же я сегодня. Вот кем я был. И остаюсь, к сожалению.