— Стоять всем. — Волнуясь, Павел Семенович взялся за переговорник и, едва затих скрежет тормозов, стремглав бросился к автобусу. — Где она?

Светочка Залетова сидела на венках, возле деревянного тулупа, от страха она описалась и не плакала даже, а тоненько, как зайчик, тянула на одной ноте:

— И-и-и-и-и-и-и…

На то были причины. Широкоплечий бандюган с портновским метром задумчиво прикидывал размеры гроба, оценивающе посматривал на Светочку, хмурил брови, делился соображениями с братвой:

— Не, не канает, придется кремировать.

Другой разбойник, жилистый, с выпуклым шрамом на лице, что-то выводил маркером на краповой ленте и то и дело поворачивался к Залетовой:

— Так тебя, бля, как писать-то, с отчеством или по матери?

— Сирота я. — Наконец, прижимая ладони к глазам, она заплакала, слезы градом покатились по ее щекам, смывая грим с глубоких Рысиковых отметин. — Ни папы, ни мамы…

— Че[33], братва! — Услышав про маму, Лютый вздрогнул, властно поднял руку и, присев на корточки, всмотрелся в лицо Залетовой. Сомнений нет, это его кровь, его плоть. Боже ж ты мой, кто ж ее так? — Аида, лапа, в членовоз, разговор к тебе есть. — Павел Семенович мягко тронул Светочку за плечо, улыбнулся ласково. — Ну, хватит сопли мотать, ссать будет нечем.

От полноты чувств у него самого на глазах выступили слезы: надо ж, и ему доведется в жизни поотцовствовать!

— Ты моя ласточка. — Он хотел было погладить дочку по голове, однако в душе Залетовой случился сложный психологический излом, и, неожиданно вскрикнув, она вцепилась зубами в протянутую руку:

— Кейс отдай, сволочь!

— Тварь, сука. — Нисколько не обидевшись, Лютый закатил для порядку пощечину, с нежностью улыбнулся и все ж таки прижал дочь к груди.

— Иди, лапа, к папочке, будет тебе чемодан.

Он поднял Светочку за ворот и, придерживая за локоток, повел в броневик. Глаза его лучились счастьем.

Летели в Норвегию с комфортом, на огромном боинге компании «САС». Все было ужасно мило — белозубые улыбки стюардесс, пластмассовые корытца с заморскими разносолами, уморительные мультики на большом телеэкране, — только Прохоров чувствовал себя не в своей тарелке. Уставившись в иллюминатор, он обозревал бескрайние сугробы облаков, хмурился, молча сглатывал тягучую слюну — не жаловал воздушные вояжи, отсутствие земли под ногами подсознательно давило ему на психику.

— Ой, мать, смотри, как здорово. — Рядом Женя с Ингусиком штудировали красочный буклет, торопясь, шуршали глянцевой бумагой, бредили дуэтом вполголоса: — Музей викингов! Музей Кон-Тики! Арка аттракционов!

Из-за спинки Серегиного кресла, оттуда, где сидели Лысый с Димоном, доносился смачный богатырский храп, разливались волны ядреного перегара, — видно, бывшие чекисты прощались с родиной под звон бутылок. Гид из «Альтаира» периодически косилась на них с брезгливой миной, кривила пухлые, в рамках татуажа, губы, морщила крупный, густо напудренный нос. Слева, через проход, всю дорогу раздавался глупый смех, плоские шуточки-прибауточки, пошленькие сальные остроты — заигрывали без пряников. Это Черный Буйвол на правах победителя положил глаз на девушку-комиссара, но, похоже, все никак не производил должного полового впечатления. Однако Кролика Роджера, дремавшего в кресле по соседству, эта назойливая дорожная суета не трогала совершенно — последнюю неделю жизнь у него была совершенно собачья, спать приходилось по три часа в сутки. И даже сейчас он видел лица связников, места расположения схронов, в ушах его звучали отзывы, пароли, позывные передатчика, в глазах мелькали шифры, тайники, явки и конспиративные квартиры. Кошмар не кошмар, но сон конкретно шпионский.

Между тем в белом покрывале за окном появились рваные прорехи. Далеко внизу показалось море, ясно обозначилась береговая линия, затем в солнечных лучах заблестели капельки озер, стали различимы тоненькие нити рек — летели над Швецией. Снова землю скрыла непроницаемая пелена, самолет, пожирая пространство, вынырнул из облачной кутерьмы и, полого снижаясь, сотрясаясь от мощи турбин, начал плавно заходить на посадку. Внизу показался игрушечный, в осьмушку Питера, Осло, посадочная полоса из тонкой строчки стремительно превратилась в широкую магистраль, сигнальные огни слились в сплошную линию. Коснувшись земли, шасси задымилось, огромный лайнер вздрогнул, подбитой птицей пробежал по бетонке и под реверсивный рев моторов наконец остановился. Прибыли.

«Интересно, чем тут у них кормят?» Прохоров сразу повеселел, глянул на свой «Ситизен» — летели чуть больше часа, время было самое что ни на есть обеденное. Однако вначале был паспортный контроль, общее построение и встреча с рослым, все время улыбающимся мужиком с большим транспарантом в руках: «Alfa Lines».

— Здравствовайте, любимые друзья. — Он поцеловал ручку сотруднице «Альтаира» и расшаркался перед залетными россиянами. — Добром пожаловайт. Я буду иметь вашу честь вас обслуживайт, меня называть Эрик Кнутсен.

С русским у него было не очень, зато всем своим видом он излучал респектабельность, желание понравиться и готовность воплотить в жизнь любую фантазию клиента.

— Господа, теперь вами будут заниматься наши норвежские коллеги. — Девица из «Альтаира» передала Кнутсену папку с документами, улыбнулась с чувством выполненного долга. — По вопросам проживания, питания, культурного досуга, пожалуйста, к ним, не стесняйтесь.

Чувствовалось, что ей хочется побыстрей покончить с формальностями.

— А вы что же, барышня, разве не с нами? — Лысый закурил с равнодушным видом, выплюнул прилипшую к языку табачную крошку. — Что, не нравимся?

Девица дернула плечом, с брезгливой гримасой переступила ногами, будто хотела по малой нужде.

— В мой контракт не входит сопровождение туристов, только доставка. Вот так… Ну, господа, счастливо вам отдохнуть.

Она жеманно попрощалась с норвежцем, одарила всех дежурной улыбкой и с видом голодающей пантеры направилась в ближайший шоп. Там ей было явно интересней…

— Мы вас обслужайт, как душа пожелайт. — Свернув транспарант в трубочку, Кнутсен поклонился, по новой шаркнул ножкой и красноречивыми жестами поманил всех за собой: — Поехай в отель отдыхай!

На парковочной площадке уже мягко урчал двигателем междугородный автобус «Вольво». Глянцевые бока его играли бликами, вспыхивали огнем хромированные части, огни чужой страны отражались в огромных тонированных стеклах. Тефлоновое покрытие, вместительный гардероб, удобный туалет, мощный кондиционер… Погрузились, расселись, тронулись. Эрик Кнутсен, утонув в анатомическом кресле рядом с водителем, взял в руки микрофон и принялся изводить «руссо туриста» вводными замечаниями. О том, что Норвегия это конституционная монархия, глава страны — король, высший законодательный орган — парламент, стортинг, государственный язык — норвежский, а официальная религия — лютеранство. При этом он по-прежнему источал приторные улыбки, являя собой воплощение гостеприимства и радушия, однако Кролик Роджер, сидевший неподалеку, неожиданно насторожился — улыбался норвежец одними только губами, глаза же его, холодные и оценивающие, смотрели с циничным прагматизмом наемного убийцы.