– Ах, процент? Его я получу у Варко, когда ты заплатишь ему за изгородь. Бо´льшая часть денег перейдёт мне.

– Вот как. – И всё же Гарри недоумевал: – Но если земля такая хорошая, почему ты не хочешь взять её себе?

– Я не фермер, Гарри. Я деловой человек. Да, да, спать под неописуемыми звёздами, охотиться на уток, скакать верхом по прериям – всё это прекрасно, своего рода приключение, но вот остальное: ставить изгороди, пахать день за днём эту чудовищную землю, смотреть, как растёт пшеница, смотреть, как её жрут жуки и суслики, как её бьёт дождь и сжигает огонь, – это не для меня. Зато я знаю, что земля, хорошая земля – отличное вложение средств. Когда пройдут три года и земля станет твоей – если ты не вышибешь себе мозги, не замёрзнешь насмерть в своей конуре и тебя не сожрут медведи, – если ты решишь, что это не твоё, можешь продать её мне. Как тебе такой вариант?

– Идёт.

Они пожали друг другу руки через маленький стол.

– Может, к тому времени я решу остепениться, – прибавил Троелс и рассмеялся над этой мыслью.

Варко жил не в отеле, не в меблированной комнате, даже не в одном из маленьких, низких деревянных домов, сбившихся в кучу на застроенных участках, а где-то среди бескрайнего моря грязи, в очевидной глуши по ту сторону рельсовых путей; когда Гарри и Троелс шли к нему, худосочные дети таращились на них, выглядывая из раззявленных ртов лачуг и палаток. Троелс остановился у деревянного сарая, который на родине Гарри мог бы сгодиться для хранения газонокосилки, инвентаря для тенниса или крокета. Из того, что, по всей видимости, служило окном, торчала почерневшая жестяная дымовая труба, а оставшееся пространство затыкали связанные в тюки мешки. Когда Троелс постучал в дверь со свойственной ему энергичностью, Гарри сама собой пришла на ум сказка про трёх поросят и волка.

Краснокожая женщина, отворившая им дверь, была бесконечно далека от соблазнительного образа, явно сложившегося у почтенного семейства Варко. На ней был мужской габардин, затянутый толстым кожаным ремнём, а ту часть ног, что торчала из-под заляпанной грязью юбки, скрывали шерстяные носки ненамного чище. Лишь когда она повернулась, чтобы крикнуть: «Варко, к тебе пришли!» – и продемонстрировала целый водопад ослепительно чёрных волос, ниспадавших до лопаток, а также, благодаря оторвавшимся пуговицам кофты, хорошо прилегавший к телу корсет, стало понятно, как она может приворожить мужчину. Пока гости ждали, она не сводила с них глаз, и Гарри ощущал исходившую от неё властность.

Поскольку она отвернулась от двери, чтобы позвать Варко, Гарри предположил, что хозяин находится в лачуге, может быть, ещё лежит в кровати, и удивился, увидев его на улице. В руках он держал охапку отходов древесины: обломки ящиков, обрезки брёвен. При виде Троелса он бросил деревяшки под дверь, вытер руки об одежду и сказал женщине:

– Я пойду с ними.

Сняв с гвоздя шляпу, неулыбчивое подобие верной супруги протянуло её Варко. Ещё раз смерив Гарри обжигающим взглядом, женщина захлопнула дверь.

Познакомив мужчин, дождавшись, пока они пожмут друг другу руки, Троелс повёл компанию в земельный комитет, где уже выстроилась очередь.

– Помни, – сказал он Гарри, – пока мы тут, ни слова о делах. Повсюду полно сукиных детей.

Варко опасности не представлял – разве что опасность заразиться. Дважды по пути в город он вынужден был остановиться из-за жестокого кашля, сотрясавшего всё его тело и пятнавшего кровью грязный носовой платок. Из того небольшого, дёрганого рассказа, что он вёл по дороге, стало ясно, что в Канаду он поехал после недолгой, но убийственной службы в кавалерийском полку отца. Он был моложе Гарри, может быть, даже моложе Джека, но выглядел лет на десять старше. Судя по акценту, по хорошим манерам, дававшимся ему без труда, по простодушному, радостному удивлению, с которым он услышал речь Гарри, он мог быть одним из английских щенков Троелса. Но даже если бы его как следует отмыли, сводили в парикмахерскую на Джермин-стрит и избавили от клочковатой, торчащей в разные стороны бороды, всё равно было бы видно, как страшно на него подействовали тяжёлая жизнь и болезнь. Вежливая речь, редкие проблески безукоризненного английского – всё это были лишь последние подёргивания отрубленной конечности. Гарри, конечно, вряд ли рисковал попасть в когти местной женщины или стать жертвой алкоголя и морфина, но вид развалины, некогда бывшей человеком, всё же не мог не восприниматься им как ужасное предупреждение о том, во что он здесь может превратиться.

Словно прочитав мысли Гарри, Варко внезапно сжал его руку.

– Слушай, старик, ты точно этого хочешь? – спросил он. – Не похож ты на любителя такого вот.

– Может, мне стоит отрастить бороду, – предположил Гарри, стараясь шуткой сгладить неловкость. – Я работал на ферме в Мус-Джо целый год. Мне понравилось.

– Но, бьюсь об заклад, ты там был не один. Тут ужас до чего тоскливо.

– Думаю, я справлюсь.

Варко снова сотряс приступ кашля, заставивший мужчин в очереди отступить назад, так что вскоре он уже вошёл в дверь земельного комитета, а вслед за ним вошёл и Гарри.

Ему казалось, будто он сам работает в земельном комитете, с такой лёгкостью он подписал своё согласие на получение той земли, от которой только что официально отказался Варко, с такой опрометчивостью подписал себе приговор – работать три года на ста шестидесяти акрах, какие видел только на бесполезной карте. Большинство мужчин, прежде чем решиться, целыми днями объезжали территории, рассматривая все возможности, прежде чем наконец заверить на бумаге свой выбор. Или, может быть, он поступил правильно? Вдруг и в самом деле хороших участков осталось так мало, даже на такой бескрайней территории, что только безумец может упустить счастливую возможность? Иначе почему здесь толпится столько народу? Он вновь вспомнил пристальный взгляд чернильных глаз краснокожей женщины. Сколько денег из тех, что Гарри заплатит за изгородь, заберёт себе Троелс и хватит ли им остатка хотя бы на еду? Может быть, ему стоит купить несчастному по крайней мере билет до Галифакса?

– У вас какие-то проблемы? – служащий земельного комитета быстро привёл Гарри в чувство. Поспешно извинившись, он подписал контракт на следующие три года жизни, получив взамен бесценный листок бумаги с координатами своего нового дома: СВ 23-43-25-В3. Он пожал руку клерку, ошарашенно посмотревшему на него – возможно, этот жест был неуместен, – и вышел на улицу, где Троелс поздравил его с приобретением и повёл за покупками. Варко уже исчез.

– Я ему заплатил, – небрежно сказал Троелс. – Деньги отдашь мне. Он просил передать, что желает тебе удачи.

– Думаешь, он поедет домой? – спросил Гарри. Троелс рассмеялся и ничего не ответил.

На вокзале Гарри ожидал громоздкий багаж, но, кроме складной кровати, каучуковой ванны, ружья, одеял и книг, он представлял собой преимущественно одежду. Место под красноречивым названием Винтер[29], ближайшая к новому дому станция, находилось в пятнадцати остановках на поезде Гранд-Транк-Пасифик, но на лошади, в телеге, до него пришлось добираться два дня.