«— В божественном масштабе мое увольнение ничего не изменило. Так что и думать иначе причины нет. Да, Бог. Да, призвал. Спасать Россию от враждебного поглощения. Белый рыцарь — и очень вовремя. В последний, можно сказать, час. А уволил по моей просьбе. В который раз — отнесся с пониманием. Спасибо.

— Ты обещал рассказать о причинах ухода, когда это будет уместно. Это время пришло? В чем причины? Не жалеешь, что ушел? Некоторые считают, что это было просто эмоциональное решение, связанное с сиюминутными вообще-то проблемами.

— Ушел по собственному желанию. Так в указе президента написано. Так и есть. Решение было, конечно, эмоциональное. Как и все серьезные решения, принимаемые нормальными людьми. Эмоция длилась года два. Так что ничего сиюминутного.

— Теперь, когда жизнь изменилась, как себя чувствуешь? Легче? Свободнее?

— Почему свободнее? Я не в неволе был, а в хорошем деле. Большом и славном. Так что чувствую себя как всегда. Всегда свободно.

— Что значит для тебя свобода?

— Сартр сказал: «Человек обречен быть свободным». Вот есть в свободе эта безысходность — нельзя выйти за пределы того, что беспредельно. Свобода — это религиозная проблема. Нерастворимости души. Неизбежности отделения и отдаления всего от всего. И главное — недостижимости смирения.

— Какая-то свобода у тебя… нелегкая.

— Какая есть.

— А как же тогда извечная борьба людей за свободу? Жажда свободы? Что-то я сомневаюсь, что люди жаждут того, о чем ты говоришь.

— За жажду свободы часто принимают простые муки зависти. Или симптомы сексуальной недостаточности. Или недоедания. Переедания… Зачем жаждать, когда в каждом обыденном человеке этой самой свободы целый океан? Не вопрос, где ее взять. Вопрос, как с ней быть. Я, разумеется, не о политике. Не о правах человека на бесплатный сыр и говорение вздора. А именно о свободе.

— Ты ошибаешься часто?

— В мелочах постоянно. Но от таких ошибок толку мало. Зато два-три раза мне удалось ошибиться по-крупному. И очень удачно.

— Это как?

— Теория ошибок. Краткий курс. Пройдя точку невозврата и вдруг осознав, что ты на ложном пути, не дергайся. Смело иди неверным путем. Только внимательно смотри по сторонам. И что-нибудь хорошее найдешь. Хотя и не то, что искал. Не та дорога часто проходит по удивительным местам.

Неверный путь в Индию привел Колумба в Америку. Евклид почему-то думал, что параллельные не пересекаются. Досадное недоразумение! Но его метод, построенный на неадекватном представлении о пространстве, позволил создать прекрасные города и великие машины. Таких примеров тьма. Ошибки хорошо продаются. Они работают. Вся история человечества — утилизация побочных эффектов от наделанных ошибок.

— А когда ты был прав?

— Тоже бывало. И не раз. Но я редко такие случаи запоминаю. Не умею наслаждаться своей правотой. У меня другой тип тщеславия».

…В столице, на улице Чехова, рядом с психиатрической клиникой, находится музей кукол супруги Суркова Вишневской. Говорят, что и сам Владислав Сурков любит играть в куклы. В одном из таких мифов его якобы наблюдали в запасниках музея, когда он выстраивал с игрушками, подобно Карабасу-Барабасу из старой сказки про Буратино, разнообразные зловещие мизансцены. Известно, что он обожает дорогие машины и был одним из первых чиновников, пересевших на иномарку, когда все другие еще ездили, по рекомендации Бориса Немцова, на отечественных черных «Волгах». Эдуард Лимонов все-таки отдаст должное Суркову и назовет несостоявшегося театрала и сбитого летчика «кремлевским демиургом, чья деятельность страшно впечатляет»: «Он превратил Россию в великолепный модернистский театр, в котором испытываются древние и новые политические модели», — бросит Лимонов. Добавить нечего.

После победы над демоном-поэтом Березовским Сурков торжествовал. В очередном спектакле действующие роли им отведены уже не Зюганову, а вновь Лимонову и старейшему лидеру либералов, главе партии «Яблоко» Григорию Явлинскому.

Демиург таким экстравагантным образом решил совместить несовместимое. Или уж не такое и несовместимое? Явлинский, конечно, не был «свят», как Хакамада, но выгодно отличался от представителей среднего либерального звена, порой влачивших нищенское существование. Таких я часто встречаю у киосков с политическими газетами: не по размеру пиджаки, грязные, с волосами, торчащими из ушей, орущие, как стая галок. Вот этим плейбой Немцов казался чрезмерным, а вот Явлинский…

Больше чем за двадцать лет до этого Эдуард Лимонов сочинял для своей подруги Наташи Медведевой текст песни; так незаконченной она и осталась. Текст на английском:

Anarchists and fascists Got the city Order is new Anarchists and fascists Young and pretty Marching avenue.

А перевод такой: «Анархисты и фашисты / Взяли город. / Порядок новый. / Анархисты и фашисты, / Молодые и красивые, / Маршируют по авеню».

Пути творческого воображения неисповедимы, и ничто в далеком 1982-м не предвещало, казалось, сегодняшних идеологических союзов либералов с националистами, а фашистов с красными бригадами, но поэты, вроде Лимонова, обладают даром предвидения. Дар — это не дача, дачей можно похвалиться, пригласив гостей. Дачи у Лимонова нет, но прозорливости хоть отбавляй! Когда не спасают нас принятые «в приличном обществе» формы политической борьбы: ни бородатые кадеты, ни парламентские родинцы и жириновцы, — коллективное воображение народа ищет новых, более радикальных форм. И находит в лице: «Анархиста и фашиста». Ну, слова вы знаете.

Интересующийся большим писателем Владислав Сурков наверняка читал рассуждения Лимонова по этому поводу, написанные в книге «Анатомия героя». «Сегодня единственной силой, — писал Лимонов, — способной противостоять тоталитарной демократии и ее новому мировому порядку (то есть полному произволу США и Европейского сообщества в мире), является только эта символическая пара: «анархист» с «фашистом».

Он был уверен, что никакой ислам с его миллиардом верующих в Аллаха так не страшен новому мировому порядку, как они: два брата-близнеца. Родившиеся от одной матери Ненависти, от ее соития с Бунтом, но впоследствии потерявшие друг друга, как царственные братья греческой трагедии, неузнанные, они кроваво воевали друг против друга, но время пришло признать друг друга братьями.

Эдуард Лимонов на своей шкуре проверял прочность, ядовитость и токсичность противоестественных право-левых союзов. В начале девяностых он безуспешно пытался свести правого Жириновского с ультралевым трибуном Виктором Анпиловым, потом Жириновского пришлось заменить на национал-социалиста Александра Баркашова. Союз так и не удался, удрученный писатель сам стал политиком и создал юную красавицу НБП, запрещенную сейчас партию, которая тогда вобрала в себя, наполнилась идеями правых и левых, скрестив национализм с большевизмом, не заморачиваясь на догматике. Первый выпуск партийной газеты «Лимонка» вышел со статьями левого панка Егора Летова, музыканта-националиста Паука, правого философа Дугина и других культовых персонажей радикального толка. Стать автором этой газеты было долгие годы признаком хорошего вкуса.