— Иди сюда, поближе, — подхватив за талию втягиваю в объятия, к себе спиной. — Я тебя погрею.

Расстегиваю худи, запахивая его на ее плечах.

Казалось бы, это так просто — чуть развернуть ладонью ее лицо и поцеловать. Темнота этого требует! Но попробуй поцелуй при наших вводных. И я тоскливо вздыхаю, касаясь щекой ее ушка. Веду костяшками по ее плечу.

— Раф… — настороженно.

— Что? — прижимаю крепче за талию.

— Ты меня трогаешь.

— Это неприятно?

— Неприятно, — вздыхает она. — Вы же там играете, я знаю.

— Я — нет. Но ты права — игра в разгаре. На меня тоже ставят, — признаюсь я. — Но они идиоты… Игра провалится. Они думают, все самое интимное происходит в койке и жаждут этого. Но, на самом деле, все самое интимное происходит не там. Это случается там, где они не способны увидеть.

— Где?

Ловлю кисть, прижимаясь к ее пальчикам своими. Ладонь начинает пульсировать. Дыхание сбивается…

Надо говорить что-то стоящее, настоящее. Иначе до Царевой не достучаться. Она реагирует только на вскрытие. Как там, на зеленом диване. И я ныряю в себя поглубже. В ту свою часть, что давно мной была забракована и подтерта.

— Все самое интимное — на кончиках пальцев… В ладонях… В дыхании… В не сказанных словах.

Чувствую, как она замирает, прислушиваясь ко мне.

— Игра… Она не про это. Игрокам этого не увидеть, у них еще такие органы чувств не отросли. А то, чего они жаждут увидеть — не произойдет.

— А у тебя это было. Мне так казалось… Это — «на кончиках пальцев», — задумчиво шепчет Дина, исследуя мою горящую ладонь.

А у меня было, да. Но это скорее обламывало. Не крутая штука. Уязвимая, тонкая… А еще очень болезненная, если безответная. Брат меня троллил за это. А мне хотелось быть таким, как он. Уверенным в себе сердцеедом, прохладным, небьющимся на осколки от каждого порыва эмоций. Дан был «крутой». Девчонка, которая мне нравилась была по уши влюблена в моего брата. Естественно — безответно. Ну, может и не влюблена. Но готова была душу продать за его внимание. Продала чуть подешевле. Мне. За дорогие знаки внимания.

Было очень противно. И мне захотелось себя притупить более «мужскими» вариациями чувств и эмоций. Ну, чтобы все без соплей — точно, уверенно, умело. Как Дан. Получилось. Похабные игры, запилы со старшим по злачным тусовкам… Девочки любят мажористых плохишей. Любят наглость, приправленную надменностью. Кайфовал какое-то время. Потом — приелось…

Но по этому — тонкому — начал голодать с появлением Аси. Нет, у нас не случилось его. Но я почувствовал, что могло бы. Ася достаточно смелая, глубокая и требовательная. Пожалуй, смелее была только Динка со своими экзерсисами, вскрывая себя наживую. Мое мерило…

И даже несколько раз за последнее время пытался сынициировать «это» с девочками. Но ни с кем не случилось коннекта. Все плоско, наигранно, нелепо, неуместно! А с Диной сейчас происходит. Очень естественно.

Вдыхаю запах ее волос, он кружит голову. Наши пальцы играют друг по другу, как на рояле. По телу струится ток, не давая дышать ровно.

Обрисовываю пальцами линию ее челюсти. Давя на подбородок, поднимаю ее лицо выше. Наше дыхание смешивается. Закрываю глаза и растворяюсь в этом пронизывающим насквозь ощущении парения, откровенности, пронзительного кайфа.

Я гнался за остротой, повышая градус пошлятины. Но только притупил ее. А она живет совсем в других моментах.

И ничего не надо, чтобы это чувствовать. Даже поцелуя.

Чувствую, как бьется сердце, словно зона моего удовольствия перекочевала в грудь. Биение так нарастает, что мне кажется, я взорвусь. Становится невыносимым.

И я целую ее, да. Не для того, чтобы обострить. Наоборот. Чтобы немного притупить и не чокнуться от обжорства этой эмоцией. Слегка касаюсь краешка губ. Они разбиты у нее. Не хочу делать больно.

— Раф… — шепчет Дина. — А как же Ася?

— Что? А при чем тут Ася?

— Она же тебе нравится.

Пытается отстраниться. Впечатываю ее обратно.

— Ася — друг, — улыбаюсь я. — Она видит во мне «меня», а не то, что все остальные. И никакие мои косяки ее не сбили. Это ценно. Если друзья и должны быть, то только такие.

— Ты сказал — «нравится».

— Я иногда говорю то, что выгодно в конкретном моменте, а не то, что чувствую.

— Манипулятор!

— Каюсь… Но нравится мне другая девочка, — веду носом по скуле, втыкаясь губами в, ушко. — И я уже не знаю, как ей это демонстрировать. Она не хочет замечать очевидного и не хочет верить мне.

— Дагер, — страдающе стонет она. — Но ты же лжец! Как тебе верить?!

— Глупо отрицать. Иногда я вру. И сейчас кое в чем. Но не в этом.

— Так! — начинает барахтаться она, пытаясь выбраться из моих рук.

Сжимаю крепче, не позволяя.

— Ты б не ерзала так сильно. Хищные инстинкты, знаешь ли, обостряются в темноте. Особенно, когда жертва бежит! А я же сегодня ангел бестелесный. Не ломай мне концепцию.

Затихает.

— В чем соврал? — требовательно.

— В мелочи…

— Говори!

— Целуй… Скажу.

— Ты же бестелесный! — ехидненько.

— Но ты-то — нет.

Сжимая волосы на затылке, задираю ее лицо.

— Мой кузнечик все такой же смелый и честный? — шепчу ей в губы, поглаживая по лицу.

Руки скользят по моей шее, обнимая. От поцелуя по телу — разряд и оглушающий взрыв в затылке. Со стоном впиваюсь в ответ.

Телефон вибрирует в кармане. Надсадно быстро дыша, мы замираем. Подрагивая, наши губы касаются друг друга. Мы словно в другом измерении. И надо оттуда вернуться в реальность. Не хочу… Но — придется!

— Телефон! — выдыхает возмущенно Дина.

— Вот… — хриплю я, громко втягивая глоток воздуха. — В этом. Обманул.

— Гад! — с досадой толкает меня кулаком в грудь.

Ловлю, целуя пальцы.

— Ты тоже не фея, я же терплю!

Приторно-правильным мальчиком я быть не готов. Я тот, кто я есть. Я просто готов ценить теперь другие вещи и топить за это. Отвечать за это.

Звонит Алла.

— Почему ты в библиотеке? — видимо смотрит она на мою локацию.

— Нас с Царевой заперли.

— Надо было позвонить! — недовольно ворчит Алла.

— Деньги на счету закончились.

— Соврал он, не моргнув глазом, — цокая, комментирует Динка.

Да. У меня, естественно, безлимит. Но кто будет проверять?

— Сейчас вас выпустят.