— Я оставила его там!

Вылетаю за дверь, иду в рекреацию. На диване, видимо. Это Филипп со своей компашкой выбили из колеи. А потом Дагер закружил своими разговорчиками!

В коридорах полная тишина, тускло горит свет. Оглядываю диван, планшета нет.

Как так?!

От расстройства и досады сползаю спиной вниз по стене. Самое неприятное, что Раф его распаролил для меня, убрав отпечаток и «снимок лица». И любой может сейчас копаться в его документах. Не очень-то с моей стороны…

— Дина, что-то случилось? — заходит в рекреацию Алла.

Видимо, охрана сообщила, что я вышла из комнаты после отбоя. Здесь это запрещено.

— Да, — вздыхаю я. — Я чужой планшет здесь оставила. А теперь его нет.

— Точно здесь?

— Кажется, да.

— Как давно?

— Час, может чуть больше.

Поднимает телефон к уху.

— Костя, посмотри по камерам рекреацию девочек. На диване лежал планшет. Кто взял?

Выслушивает его ответ.

— Планшет принесли на пульт охраны, не переживай.

С облегчением выдыхаю.

— Можно, я схожу, заберу его?

— Конечно.

— Спасибо, Алла!

Забрав планшет, пролистываю по дороге закладки и смотрю рабочий стол. Вроде бы все на месте.

Захожу в комнату. Свет уже выключен. Застываю в темноте.

— Ян… — шепчу я. — Я ночник включу, ладно?

— Не стоит, — на ушко.

— Дагер! — подпрыгиваю я на месте. Закрывает мне рот ладонью.

— Тихо! Аллу еще покричи!

Со стороны арки, где стоит Янкина кровать, сдавленные смешки.

— Опять будем учить японский? — улыбаюсь в темноте я.

— Не обещаю, что японский, но без языков не обойдется! — ведет пальцем вдоль моего позвоночника.

— Вообще, мне надо химию учить, Раф.

— Я не против химии, — касается носом моей шеи, холодя ее, вдыхает глубоко и громко. — А физику? — притягивает за талию. — Физика — приятная штука…

— Дагер… — предупреждающе шепчу я. — Покусаю…

— Я покажу куда кусать, м?

Гад какой… мерзавец и подлец. Только одно на уме!

Но стою, как дурочка, вся в мурашках и улыбаюсь. Не знаю, как реагировать на это все. И поощрять неловко, и по рукам бить не хочется. Его руки не наглеют. Они ласковые. И — да! Не виноваты, что принадлежат мерзавцу.

Вздохнув, решаю не вредничать. Раф флиртует — да, но не похабничает, не наглеет, за что кусать?

Можно подумать, я в тайне не мечтала, чтобы он пришел сюда еще раз! Увы, я снова в плену.

Мы, лежим на животе, тихо смотрим с ним на моей кровати какой-то фильм на планшете. Я не могу въехать в сюжет, вылетая от каждого столкновения плечами или касания бедрами.

Бросаю на него искоса взгляд. Наблюдаю, как его густые пушистые ресницы, подсвеченные светом экрана, медленно смыкаются и распахиваются.

Разворачивается. Нас примагничивает лицами. «Сбегая», опускаю свое, проходясь скулой по его гладко выбритой щеке.

— Дина…

— М? — выдыхаю неровно.

Вырубает экран на планшете.

— Хочу… извиниться.

Мое сердце обрушивается вниз. Я чего-то не знаю?

Боже… Я не хочу ничего такого узнавать! Я не знаю, что с этим делать. Он — как последний оплот. Мое маленькое убежище, от того, что происходит. Обрушится, и я утону в дерьме.

Как быстро и неумолимо он занял такое важное место внутри меня? Мне казалось это невозможно. А теперь от одной только этой фразы мне хочется кричать в голос! Я не хочу ничего такого узнавать! Ну пожалуйста!

— За что? — закрываю глаза.

— Все время лажал с поцелуями, — в его голосе улыбка. — И с первым на танцполе, и со вторым, там… в тупике этом, дурацком. Ты извини.

Господи… Выдыхаю. У меня уже чуть сердце не остановилось!

— Да черт с ними, поцелуями твоими.

— Это-то и обидно, Царева! — усмехается он. — Давай реанимируем наш первый? — шепчет мне в темноте. — Ты была ко мне несправедлива.

— Почему это? — шепчу на автомате, все еще отходя от панической волны.

Он сделал меня слабой. Ранимой. Это плохо… плохо… плохо… С меня словно шкуру сейчас сняли!

— Дин, ты чего?

Мне хочется себе пощечин надавать за это сейчас. Мне страшно! Я пытаюсь снова отыскать в себе свою каменную ракушку и спрятаться. Она как-то коряво натягивается. Жмет. Трет. Словно не родная. Я словно не вхожу туда полностью, и что-то все равно остается незащищенным.

— Еще раз? — прошу я, пытаясь въехать в то, что он говорит.

— Поцелуй… — ведет аккуратно пальцем по моей губе.

— Ладно. Окей. Давай.

Переворачиваюсь на спину.

— Целуй, — прохладно и безразлично соглашаюсь я.

Отводит взгляд в окно, поднимая его вверх. Небо звездное…

— Чего мы ждем? — бросаю небрежно.

— Нет, — качает головой. — Так — не хочу…

Тоже переворачивается на спину, ложится рядом.

Сдуваюсь от его расстроенного тона. Между нами как будто рана. Больно…

А зачем я так?

Растерянно прислушиваюсь к себе.

Ложусь лицом ему на грудь, обнимая и слушая, как быстро и сильно бьется его сердце. Утыкаюсь носом ему в шею, дышу им. И решительно сама прижимаюсь к его губам.

Переворачивая на спину, подминает меня. Это поцелуй не похож на наш первый. И совсем не похож на наш второй. И даже на третий, как касание бабочки, тот в библиотеке. Все совсем по-другому. Мы два оголенных провода. От этого поцелуя больно не губам, а где-то там, за грудной клеткой. Словно ее вскрыли, и мы прикоснулись сердцами. Мы не продолжаем его, замираем в этом ощущении. А потом он отпускает меня и снова падает на спину рядом.

— Опять не вышло… — расстроенно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наши пальцы сплетаются. Он поднимает руку, увлекая следом мою.