— Класс, — похвалил Глебыч, широко улыбнувшись. — Здорово. И просто. Запрос — ответ, двузначный код. Пять знаков, миллион комбинаций, случайный подбор за тридцать секунд исключен... Нормально!

— А с машиной? — Сулейман любовно погладил кожу кресла.

— С машиной тоже — дешево и сердито, — одобрил Глебыч. — Вообще, сапер у тебя мастер. Все сделал просто здорово!

— О, господи... Бывают же уроды... — не сдержавшись, простонал Иванов и отвернулся к окну, не в силах лицезреть светящуюся физиономию Глебыча.

— Сулейман... — напомнил о себе Костя. — С тобой все в порядке?

— Я не сумасшедший, если ты об этом, Иван, — совершенно серьезно ответил Сулейман. — Надеюсь, вы тоже. Иначе мы все умрем. А это, между прочим, моя любимая машина.

— Да нет, я просто уточнил...

— Теперь очень плохая новость, — Сулейман ткнул пультом в сторону посадок.

— Сапера не будет. Я своих людей не сдаю.

— Ты... ты нарушил договор, Сулейман, — тщательно подбирая слова, процедил Иванов. — Получается, что твое слово ничего не значит?

— Я дал слово, что гарантирую вашу безопасность, — беспечно отмахнулся Сулейман. — И я его сдержу. Насчет остального сказал: договоримся на месте. Вот и договариваемся.

— И как мы договариваемся?

— Сейчас машина приедет. Аюб пусть сюда подойдет, его заберут. Машина уедет. Потом, минут через пять, мы тихо поедем в посадки. Если вертушки не взлетят, я выключу заряд, вас выпущу ближе к селу. Пешком обратно дойдете. Все.

— Мы тебе не верим, Сулейман, — с сомнением покачал головой Иванов. — Ты не держишь...

— Ну, как хотите, — Сулейман ответил на сигнал пульта и положил руку на выключатель печки. — Думай минуту, потом печку выключу.

— И что?

— Будет взрыв. Мы все умрем.

Ответ прозвучал совершенно спокойно, словно речь шла о чем то обыденном и не очень важном.

Иванов затравленно посмотрел на Костю и развел руками. Как быть? Вот это не фига себе, сходили на переговоры! Костя, не раздумывая, кивнул — надо соглашаться. Для психолога было совершенно очевидно, что абрек без колебаний осуществит свою угрозу. И глазом не моргнет. У него работа такая, готов к смерти в любую минуту...

Прошло больше минуты. Иванов сосредоточенно размышлял и на часы не смотрел. Сулейман ответил на очередной писк пульта, положил его в «бардачок»... развел руки в стороны, ладонями кверху и начал шепотом молиться. Без всякого перехода, как то с разбегу, буднично и деловито...

Это повергло полковника в состояние шока. Почему то он думал, что абрек будет ругаться, настаивать, угрожать...

— В крайнем случае — уволят, — подал голос Костя, промакивая платком вспотевший лоб. — Полковник, мы же не фанаты, в конце концов...

— Ладно, твоя взяла, — Иванов достал рацию:

— Барьер — Первому.

— На приеме Барьер.

— Пусть Аюб идет сюда.

Сулейман так же внезапно, как начал, прекратил молитву — обвел бороду обеими руками, поднял взгляд к потолку — словно извинился за прерванный ритуал и вновь взял пульт.

— Один?

— Да, один.

— Наручники — как?

— Снимите, снимите наручники. Давайте, поживее.

— Вы уверены?

— У тебя уши заложило, родной мой? — зло крикнул полковник. — Пусть бежит сюда, и без наручников! Что — непонятно?!

— Все понятно. Выполняю...

В зеркала можно было видеть, как из «рафика» вывели Аюба. Спустя несколько секунд он пошел к джипу, разминая на ходу освобожденные от «браслетов» руки.

— Рацию дай, — попросил Сулейман.

— Держи, — Иванов протянул рацию. — Как обращаться, знаешь?

— Хорошая шутка, — Сулейман нажал тангенсу. — Салман? Кнопк тетае.

— Салман куза, — тотчас ответила рация. — Лодушх ву.

— Ху ду цига?

— Обстановк дик ю.

— Щя дерг кичин ду. Аюб воаущ. Ауэ, Салман, ауэ.

— Со кята, амир. Хинца ведаш ву...

— Держи, — Сулейман отдал рацию и стравил стекло со своей стороны. — Хорошо, что вы не сумасшедшие. Поживем еще...

Из посадок выскочил еще один джип и помчался к точке встречи. Подъехал он раньше Аюба — младший Дадашев еще с минуту шел, осторожно ступая по начавшей оттаивать грунтовке.

Братья пожали через окно друг другу руки, без эмоций, как будто вчера расстались. Аюб внимательно посмотрел на Сулеймана и зачем то заглянул в салон.

Увидев сзади Костю с Ивановым, кивнул, как старым знакомым, и сел во второй джип. Так и не сказали братья друг другу ни единого словечка.

«Как волки, — отметил Костя. — Встретились, обнюхались, обменялись взглядами... Эмоции не хотят перед врагами показывать? Или... Может, они на ментальном уровне общаются?»

Сулейман обнулил сигнал пульта. Джип скрылся в посадках. После этого Сулейман еще четыре раза отвечал на сигнал — выжидал, когда пройдет достаточное количество времени. В салоне царила налитая свинцом тягостного ожидания тишина, никто не проявлял желания возобновлять общение.

Иванов напряженно размышлял, морщась от пульсирующего в висках вечевого колокола. Было мучительно стыдно за унижение и беспомощность. Что происходит?

На глазах у всей честной компании, в секторах многочисленных огневых средств...

Вот это провели операцию! Да, после такого — поганой метлой из войск, как говорит Костя...

Костя переживал нечто подобное и пытался абстрагироваться от нездоровой ситуации, глядя на торчавшую из за спинки кресла щетинистую макушку Глебыча.

«Глебычу — п...дец! — противно рявкнул в голове виртуальный Вася Крюков. — А виноват ты, психолог фуев! Не мог раньше сообразить, кого там сняли у брода, раздолбай...»

Да уж... Костя осторожно скосил взгляд влево: за окном, в нескольких метрах, торчал беспомощный кустик — символическое надгробие укрытия Петрушина.

Сигнал никто не подаст, зря ждет волкодав... А и подаст — стекло, все бесполезно...

Костю и Иванова, конечно, запросто могут «привязать» к саперу, но это еще бабушка надвое сказала. А Глебыча — точно, Сулейман не отпустит. И что теперь можно сделать в данной ситуации, наверное, и сам господь бог не посоветовал бы...

— Ну все, поехали, — наконец нарушил молчание Сулейман. — Смотри, доктор, очень тихо надо, спокойно. Не торопись, если жить хочешь.

— Поехали...

Глебыч запустил двигатель, покосившись на выключатель печки.

— Да там все нормально, все продумано, — успокоил Сулейман. — Ты, главное, не гони. Понял?