— Ты не сможешь путешествовать в такой шапке по Рионнагану!

— Я ни за что не сниму ее, — упрямо ответила Хан’дерин.

— Но она будет привлекать к нам внимание, а мы должны остаться незамеченными! Кроме того, я не выдержу, если ты будешь носить шкуры убитых зверей. Хотя бы ради уважения ко мне, сними этот малахай!

Глядя прямо перед собой, Хан’дерин неохотно стащила шапку с головы. Ее рыжие волосы были острижены так коротко, как только мог отрезать нож. Мегэн стало дурно при виде ее остриженной головы — ведьмы считали волосы вместилищем силы, поэтому они укорачивали волосы лишь в случае крайней необходимости и всегда сжигали срезанные пряди.

— Твои волосы! Почему ты их обкромсала? Ты болела?

— У людей нашего клана волосы не такие, как у меня, — неохотно ответила Хан’дерин. — Мои на снегу горят, как пламя, а воин должен быть невидимым. Эти мерзкие рыжие волосы выдадут меня, если шапка свалится с головы. Если бы я могла, я бы сделала их белыми, но я наследница Зажигающей Пламя, дочь Рыжего. Я должна принять мое наследство.

— Тебе не следует обрезать волосы так коротко, — сказала Мегэн. — Во-первых, мы не должны привлекать внимания, ты должна выглядеть, как любая девушка, рожденная в Рионнагане, — поверь мне, ни одна девушка не согласится обрить голову, если она не была тяжело больна! Во-вторых, в волосах, как и в любой части тела, кроется сила. Не следует оставлять то, что было частью тебя. Тебя могут выследить или причинить зло, воспользовавшись прядью волос или обрезанными ногтями. Не забывай об этом!

На миг Мегэн показалось, что Хан’дерин сейчас взорвется, но та покорно склонила голову:

— Да, старая матушка. Я постараюсь.

Она заменила меховую шапку льняной, в которой тренировалась, и когда Мегэн снова сделала ей замечание, упрямо поджала губы. Позже она спустилась по лестнице в одном из старых беретов Изабо. Даже когда Мегэн мягко заметила, что в доме его носить не обязательно, девушка не пожелала его снять. Позже, когда Мегэн устало поднялась по лестнице в спальню, она обнаружила Хан’дерин, которая клевала носом, но упорно не снимала берета.

Когда Мегэн разбудила Хан’дерин, в огромном дупле еще было темно, а Гита широко зевал, демонстрируя длинный розовый язычок.

— Мы должны подготовиться. На рассвете я хочу испытать тебя. Ты должна быть готова. Было бы неплохо провести ночь перед испытанием в размышлениях, но вчера был трудный день, а впереди нас ожидает еще один. Кроме того, это не официальное Испытание, поскольку здесь нет ни одной ведьмы, кроме меня. Однако, лишь Эйя ведомо, когда еще нам представится такая возможность, а я должна представлять себе твои возможности. Эту долину защищают охранные заклятья, — я сразу узнаю, если поблизости появятся солдаты. Сейчас иди умываться, я буду ждать тебя на поляне, где мы приземлились. Я устрою тебе Первое Испытание Силы, которое дети проходят, когда им исполняется восемь лет.

На миг ей показалось, что Хан’дерин откажется, но девушка, потупившись, кивнула.

— Как скажешь, старая матушка.

На поляне у озера, где вода переливалась через каменный уступ, тонкими струями падая вниз, Мегэн испытала свою новую ученицу. Результаты ее озадачили. Хан’дерин легко, почти небрежно, справилась с Испытанием Воздуха, заставив сначала остановиться летящий, а затем — двигаться неподвижный предмет. Однако она не смогла вызвать даже ничтожную рябь на воде в чаше. Она не знала ничего ни о семенах, ни о травах, ни о минералах, не понимала языка зверей и птиц. Но Мегэн знала, что девушка может разговаривать с драконами, — одного этого было бы достаточно для того, чтобы ее признали колдуньей. Язык драконов не походил ни на какой другой язык на свете — в нем не было обычных слов, только мысленные посылы. Мегэн показалось странным, что девушка может говорить с драконами, но не знает языка обитателей лесов и полей.

Мегэн уже знала, что Хан’дерин может зажечь свечу, поскольку видела это в Башнях Роз и Шипов. Однако же, к ее замешательству, оказалось, что Хан’дерин не умеет гасить пламя силой мысли.

— Это задача пламени и пустоты, — озадаченно сказала ведьма. — Ты должна справиться с ней, чтобы пройти Испытание. Подумай о темноте, о холоде. Представь, что пламя угасает. Подумай о пустоте.

Внезапно ее охватила дрожь — погас не только огонек свечи, но и костер, у которого они сидели. Вода в чаше подернулась ледком. Мегэн, энергично растирая руки, мягко заметила:

— Подумай о тепле, девочка, я сейчас совсем окоченею!

Хан’дерин снова зажгла костер. Ее лицо вытянулось от удивления.

— Я никогда раньше этого не делала. В Гавани огню никогда не позволяют гаснуть, — пояснила она.

Последнее испытание оказалось для Хан’дерин нелегким, но в конце концов, она неуверенно спросила:

— Это звезда в круге? Это ее я должна увидеть?

Мегэн улыбнулась и кивнула.

— Правильно, девочка. Ты молодец. Фельду удалось кое-чему тебя научить. В пути я буду учить тебя тому, что знаю сама, хотя опасно заниматься магией, когда вокруг шныряет столько соглядатаев.

Завершив испытание, они оделись, и вскинули на спины мешки. Мегэн вздохнула под его тяжестью. Да, ее силы теперь далеко не те, что были прежде. Гита устроился на мешке и, стрекоча, прощался с другими донбегами, сновавшими в ветвях. Остальные животные столпились вокруг Мегэн, толкая друг друга, чтобы дотянуться до нее.

Она почесала длинные уши зайца и погладила блестящую мокрую спину выдры.

— Стереги для меня долину, — сказала она грустной медведице, которая переваливалась рядом с ней. Медведица подняла тяжелую лохматую голову и жалобно застонала. Мегэн похлопала ее по огромной мохнатой лапе:

— Скоро у тебя появятся медвежата и тебе будет некогда грустить, — и с удовольствием отметила, что маленькие карие глазки радостно блеснули. Рявкнув еще раз, медведица заковыляла в лес, и Мегэн с улыбкой повернулась к Хан’дерин. — Она говорит, что надо подготовить берлогу для нового выводка.

— Из ее шкуры вышел бы отличный ковер — мягкий и теплый, — ответила Хан’дерин. Лесная ведьма обожгла ее сердитым взглядом.

Мегэн ушла вперед, крепко сжимая свой резной посох. Хан’дерин плелась сзади, недоумевая, что так рассердило наставницу.

Они прошли несколько миль, прежде чем гнев Мегэн начал угасать. Гита тихонько шепнул ей на ухо:

Она еще дитя, любовь моя, она не ведает, что говорит.

Ей нравится только убивать и причинять боль.

Она походит на саблезубого леопарда , сказал Гита.У нее такая натура, и так ее воспитали. Невозможно заставить леопарда питаться травкой.

Но Изабо…

Ты сама воспитывала Изабо. Вспомни, эта девочка полжизни провела среди драконов, а вторую половину — с воинами и охотниками. Это жизнь не из легких, вряд ли она может научить доброте.