Он помнил свое тело другим. В лучшие времена. Могучий рев взвинченной толпы. Звук вибрировал в его груди. В те времена для него не было преграды между разумом и телом. Он думал «беги» – и бежал. Он думал «прыгай» – и прыгал.

Он спустил шорты, чтобы они сидели ниже живота, и вспомнил про свою бывшую жену на седьмом месяце беременности, которая делала то же самое с юбкой с эластичным поясом.

Он взял ключ от своей комнаты, набросил на плечо белое банное полотенце. Можно ли выносить эти полотенца из дому? Может, о них было написано в договоре. Ничего, длинноногий сосед ему все объяснит. Он, кажется, юрист. О юристах Тони знал все.

Он вышел из комнаты. В доме было тихо, как в церкви. Он открыл дверь в жаркий день и двинулся по вымощенной тропинке к бассейну.

С противоположной стороны появилась женщина в спортивном купальнике и саронге, повязанном на талии. Та самая, у которой копна волос словно лошадиный хвост и очки «кошачий глаз» в яркой оправе. Тони уже решил, что это интеллектуалка-феминистка левого толка, способная стереть его в порошок за пять минут разговора. И все же лучше уж он будет общаться с этой феминисткой, чем с психопаткой. Тропинка была такая узкая – им и не разойтись. Тони отошел в сторону, надеясь, что не оскорбляет никаких феминистских принципов, – он помнил тот случай, когда придержал дверь для женщины, а она зашипела на него: «Я сама могу ее открыть, спасибо». Он подумал, не шарахнуть ли ему женщину дверью по голове, но, конечно, ничего такого не сделал, он просто улыбнулся как последний тупица, потому что не каждый мужчина способен на насилие по отношению к женщине, даже если подобные мысли и мелькают изредка у него в голове.

Эта женщина не пошла на глазной контакт, но благодарно подняла руку, словно оторвала ее от рулевого колеса машины, чтобы поблагодарить за то, что он уступил свою полосу, и только когда она прошла мимо, он понял, что она безмолвно плачет. Он вздохнул. Его сердце не выдерживало женских слез.

Он проводил ее взглядом – неплохая фигура, – а затем пошел дальше, подтянув шорты, чтобы они не упали.

Открыл калитку.

Да черт побери!

Психопатка была в бассейне, покачивалась на поверхности воды, как пробка.

ФРЭНСИС

Да что же это за чертовщина!» – подумала Фрэнсис. Серийный убийца.

Механизм калитки, преграждавшей путь к бассейну, морочил ее чуть не пять минут, а у серийного убийцы с ним не возникло вообще никаких проблем. Одной мясистой рукой он приподнял маленькую шишковатую штучку и сильно ударил по калитке правой ногой.

Фрэнсис уже пришлось выносить эту, в кошачьих очках, которая носилась туда-сюда, как глиссер, создавая кильватерную волну. Но только не его.

Серийный убийца кинул свое банное полотенце на шезлонг (нужно брать полосатое бело-голубое у администратора при входе, но что ему правила), подошел к краю бассейна и, не озаботившись проверить температуру кончиком пальца ноги, прямо так и нырнул. Фрэнсис невозмутимо поплыла кролем в другом направлении.

Теперь она застряла в бассейне, потому что не хотела вылезать, пока он смотрит. Она, вообще-то, думала, что слишком стара, чтобы беспокоиться из-за того, какое впечатление производит ее тело в купальнике, но этот невроз, возникший еще в двенадцать лет, так и не удалось преодолеть.

Проблема состояла в том, что она собиралась излучать силу при каждом столкновении с этим человеком, а ее мягкое белое тело, особенно на фоне похожей на амазонку Маши – черт бы ее драл! – не только не излучало ничего подобного, но и предательски выдавало пятьдесят два года сибаритской жизни и слабости к шоколадным шарикам «Линдт». Серийный убийца, несомненно, оценивает каждую женщину, исходя из собственных предпочтений: «Стал бы я ее трахать?»

Фрэнсис вспомнила самого первого своего бойфренда более чем тридцатилетней давности, который мял ее грудь, приговаривая, что предпочитает сиськи поменьше, словно ей это могло показаться любопытным, словно части женского тела были блюдами в меню, а он зашел пообедать, черт его раздери!

Она сказала тогда: «Ну извини».

И услышала великодушный ответ: «Да ладно, чего уж там».

Она не могла винить свое воспитание в таком дурацком поведении. Когда Фрэнсис было восемь, какой-то мужчина, обгоняя их по тротуару, похлопал ее мать по заднице. «Хорошая попка», – сказал он по-дружески. Фрэнсис помнила, что подумала тогда: «Какой хороший дяденька». А потом, потрясенная, смотрела, как ее мать, ростом едва ли больше, чем она, бросилась следом за дяденькой, догнала его на углу, замахнулась своей сумкой, полной библиотечных книг в твердом переплете, и обрушила ему на голову.

Ладно. Всему есть предел. Она выйдет из бассейна без спешки. Но сразу же возьмет полотенце, чтобы укрыться.

Погоди-ка.

Ей вовсе не хотелось вылезать из бассейна. Она сюда первой пришла. С какой стати она будет вылезать только потому, что сюда заявился кто-то еще? Она еще понежится в прохладной воде, а потом уже вылезет.

Она нырнула и проплыла над каменистым дном бассейна, любуясь пятнами света и прислушиваясь к приятной усталости в ногах после утренней прогулки. Да, в бассейне так расслабляюще хорошо, и она чувствует себя прекрасно. Поясница вполне себе ничего после второго массажа от Джен, и она определенно уже немного преобразилась. И тут совершенно некстати в ее мозг змеей проползли слова из рецензии: «Сексистский аэропортный трэш, от которого во рту остается дурной привкус».

Зои сказала, что прочтет «Поцелуй Натаниэла», только из вежливости, подумала Фрэнсис. Меньше всего этому прекрасному ребенку нужно читать сексистский трэш. Неужели Фрэнсис, сама того не ведая, последние тридцать лет писала сексистский трэш? Всплыв на поверхность, она, хватая ртом воздух, издала непристойный звук, похожий на рыдание. Серийный убийца стоял на другой стороне бассейна, тяжело дышал, прижимаясь спиной к плиткам стенки. Он смотрел на нее с выражением… испуга.

«Да бога ради, – подумала она, – мне, конечно, не двадцать лет, но неужели мое тело настолько непривлекательно, что пугает тебя?»

– Мм, – громко промычал он, его лицо исказила гримаса. Это была настоящая гримаса. Вот какое отвращение она у него вызывала.

– Что? – проговорила Фрэнсис, расправила плечи и подумала о своей матери, которая замахивалась сумкой, как метатель диска. – Мы не должны разговаривать.

– Мм… у вас… – Он прикоснулся к своей верхней губе.

Что он хотел этим сказать – «От вас пахнет»?

От нее ничем не пахло!

Фрэнсис поднесла пальцы к носу:

– Ой!

Из носа у нее шла кровь. У нее никогда в жизни не шла кровь из носа, а от этой рецензии начались носовые кровотечения.

– Спасибо, – холодно сказала она.

Каждый раз, общаясь с этим человеком, она испытывала унижение.