Главное не подарок – внимание.

И Леночка, как на крыльях, от этого внимания летала, пока не залетела. Он же благородно предложил – замуж выйти за него. Вышла. Оставила университет. С головой нырнула в семейную жизнь, года этак на два, стараясь во всем соответствовать идеалу, который даже не он «составлял» – мамочка его, ехидна старая. Все никак успокоиться не могла, что единственного сыночка окрутили.

Нужен он был кому-то, кроме Леночки!

И мама так не вовремя умерла… она бы сумела предотвратить беду. Не ту, которая с замужеством случилась, а ту, что с квартирой. Поначалу они жили у Леночки, конечно, у нее же двушка, а у него, мужчины и добытчика, одна комната на двоих с мамой. У мамы же здоровье слабое, ей нельзя волноваться.

А потом оказалось, что он зарабатывает недостаточно, чтобы содержать семью. И вообще, другие женщины урезают свои запросы, а не требуют от мужей невозможного. Леночке следует быть благодарной, что ее в принципе замуж взяли, а не бросили с ребенком…

Лучше бы бросил.

Нервы он все ей вымотал! И когда он предложил переехать к маме, а Леночкину квартиру сдавать – все же деньги в семейный бюджет пойдут, – она согласилась. Устала она от вечной нищеты и его нытья. Думала, будет легче… а становилось все хуже и хуже. Она же не виновата, что Вика растет и болеет часто. И в садике постоянно на что-то собирают… и сама Леночка тоже не желает быть вечной нищенкой!

Она решилась уйти от мужа, но узнала, что квартира почти продана.

Залог уже внесли.

А он залог потратил… и надо где-то денег раздобыть, иначе Леночка всю оставшуюся жизнь проведет именно так, как сейчас. От этой мысли ее в дрожь бросало. И выход, подсказанный Антоном, был наименьшим из зол. Она ведь не знала, что Антон откажется возвращать книгу… и вот теперь он предложил ей мир.

Вика выходит замуж за сына Антона. И книга возвращается в семью, семьи не покидая.

Надо было знать, что этот прохвост не упустит своего… а Вика – слишком слабенькая.

Елена выбралась из кровати, накинула халат, поймав собственное отражение в зеркале, вздохнула – следует признать, что она не становится моложе. И Гарик – ее последний шанс устроиться в жизни. Он хороший человек. Добрый. Надежный… наверное, попадись он когда-то давно Леночке, ее судьба сложилась бы иначе.

Нет, пожалуй, сейчас самое важное – Вику пристроить. Она же глупенькая. Все пытается доказать, что самостоятельно с этой жизнью разберется.

Елена спустилась в кухню. Огромная. Пустая. Но в холодильнике отыскалась пачка гранатового сока, а в баре был только апельсиновый. Елизавета обещала сок заказать, но – завтра. Наверное, поторопилась угодить гостье. Елена открыла пачку.

Сок был теплым, значит, попал он в холодильник не так давно, но… какое ей дело? Вряд ли у кого-то еще посреди ночи жажда пробудится.

Пачку она взяла с собой и, как оказалось, не зря. Проснувшийся не вовремя Гарик попросил попить. И ведь прямо из пачки хлебал!

Когда маменька не появилась к завтраку, Вика испытала смутное беспокойство: не в маменькином это характере – долго спать. С другой стороны, день предыдущий был, мягко говоря, серьезным испытанием для нервов. И у маменьки вполне могла приключиться мигрень.

Завтрак проходил в скорбном молчании.

И Вика, склонившись над тарелкой, разглядывала тех, кто называл себя семьей.

Антон Сергеевич восседал во главе стола. Его кресло выделялось среди прочих внушительными размерами и высокой резной спинкой, придававшей ему сходство с троном. По левую его руку, как верная фрейлина, сидела Елизавета. Ей черный цвет не к лицу – оно теряется, блекнет. Бледное пятно со светлыми ресницами, светлыми глазами, линялое какое-то.

Елизавета почти не ест, что-то вполголоса втолковывает хозяину.

По правую руку от Антона Сергеевича – Сергей. Он задумчив и рассеян. Ковыряет в тарелке, но заметно, что еда интересует его в последнюю очередь.

Дальше – Викино место, хотя она не отказалась бы вообще не присутствовать на этом завтраке. Ей тут неуютно. Взгляд Антона Сергеевича время от времени останавливается на Вике. И тогда ее тянет забраться под стол. Или сделать что-то по-детски глупое, вызывающее, чтобы показать – она не боится.

Напротив Вики – Семен. Он ушел в собственные мысли. И мысли эти определенно не о похоронах. Человек, думающий о похоронах, не станет улыбаться. Разве что если он собирается проводить в последний путь врага.

Дальше Семена – Стась. Сгорбился, уперся локтями в стол, игнорируя раздраженные взгляды Елизаветы. Стась не похож на братьев, но похож на отца. Эта борцовская, с виду неуклюжая фигура, с массивными покатыми плечами, с короткой шеей, которой будто бы и нет. Лицо грубой лепки. И короткая стрижка не скрывает уродства черепа – на нем бугры, впадины; и в довершение портрета – белый шрам через всю щеку. Пожалуй, этот человек мог бы испугать ее, встреть его Вика ночью в переулке.

Но похож ли он на отравителя?

Нет.

А кто похож?

И Вика вынуждена была признать, что никто не похож.

– По поводу вчерашнего происшествия, – Антон Сергеевич отложил вилку и нож, что стало своего рода сигналом к окончанию завтрака. – Надеюсь, вы понимаете, что следует воздерживаться от комментариев прессе?

Происшествие. Комментарии. Пресса… неужели его только это и волнует? У него ребенок погиб, пусть и взрослый, самостоятельный, но все равно ведь – ребенок! И эта смерть – не первая. А он – про прессу!

– Ситуация крайне неоднозначная, – продолжил Антон Сергеевич. – И не следует провоцировать ненужные слухи.

– А нужные ты сам пустишь, – Серега облизал вилку и поднялся. – Идем, Викуль. Погуляем…

– Сядь!

– Отстань.

За Серегой удобно прятаться от недоброго, обвиняющего даже, взгляда Антона Сергеевича.

– Сергей Антонович, – нервный голос Елизаветы выражал крайнюю степень неодобрения. – В данной ситуации ваша обычная модель поведения неуместна.

– Дура.

Серега вытащил Вику в холл, вышел было за двери, но в последний момент передумал. Потянул ее за собой в кухню, и через кухню – в кладовую, огромную, как бункер. На другой стороне бункера имелась неприметная дверь, открывавшаяся в кусты жимолости.

– Как же он меня бесит, – Серега выпустил Викину руку. – Плевать ему на всех, кроме себя. Знаешь, меня одно удивляет…

Вика потерла запястье, на котором уже через часик-другой проступят черничные пятна синяков.

– …что убили не его. Это можно было бы понять. Я и сам порою хочу от него избавиться. Особенно, когда он маму… это из-за него она умерла.

– Как?!

– Обыкновенно. Довела себя до нервного истощения. Он это дело замял. Такая смерть плохо сказывается на деловой репутации. – Серегина щека дернулась, челюсть упрямо выдвинулась вперед. – А вот – скорбящий вдовец. Заботливый родитель, который вынужден заботиться о малолетних детях, – это другое дело. Большая семья – это понятно народу. Поэтому он их сюда и притащил.