Я улыбалась встречным малолитражкам, специально созданным, чтобы протискиваться по узким, кривым улочкам Рима. Таких маленьких машин вы нигде больше не увидите — чуть внушительнее детской коляски. Я их называла козявками. В их потоке наш «Фиат» казался исполином. Рим — странный город. Здесь мне всегда хочется знать больше, говорить правильнее, чувствовать сильнее. Я открыла окно, и машина наполнилась ароматом римских сумерек: смеси мокрой листвы, пыли и вермута. Господи! Как же мне хотелось выпрыгнуть из машины и побрести к площади Испании. Присесть на корточки у фонтана, закрыть глаза и навсегда выкинуть из головы причину, по которой я тут очутилась. Но мне не дали забыться.

— Нужно найти гостиницу у вокзала, — подал голос Илья, — оттуда ближе всего до Via Palestro.

— На кой нам Via Palestro? — разочарованно пробурчала я, поскольку тайно надеялась остановиться в своем любимом отельчике у площади Народа, которая, в свою очередь, совсем близка к вилле «Боргезе» и окружающим ее паркам.

— На Via Palestro находится адвокатская контора, которая прислала тебе уведомление и в которую мы завтра отправимся, едва рассветет. Кроме того, Интернациональный банк располагается на Via Nazionale, что тоже совсем рядом с вокзалом.

— А вы прекрасно знаете город, — как-то многозначительно заметил Свиридов.

— Что тут удивительного, — Илья пожал плечами. — Я бываю здесь каждый год на международном конгрессе обувщиков. А то и два раза в год, когда приезжаю на мартовскую выставку достижений в обувной промышленности в Милан. Я люблю Рим, поэтому стараюсь попадать сюда как можно чаще.

— А я тут впервые, — погрустнел Николай Павлович. — Просто мечтаю посмотреть Колизей.

— Банально, но никуда не денешься. Все начинают изучать Рим с Колизея, — мой путешественник превратился в заправского гида. — А влюбляются в него на какой-нибудь тихой улочке за площадью Испании.

— А вот и нет, — улыбнулась я. — У меня это случилось именно у Колизея. Я вышла на смотровую площадку Палатинского холма, а когда увидела купол Святого Петра, совсем маленький, как детский мячик, поняла, что пропала. Это произошло как раз в ноябре. Много лет назад…

— Сейчас расплачусь, — съязвил Илья.

— Просто я пытаюсь рассказать, что чувствую. Мне сейчас так хорошо, — я на него почему-то даже не обиделась. Наверное, потому, что истинную любовь насмешками унизить нельзя.

— Может, не стоит селиться у вокзала? — разбил наш романтический разговор следователь.

— Это еще почему? — удивились мы в один голос.

— Ну… — он пожевал губами, — вокзал все-таки. Рим, не Рим, а вокзал — он и в Африке вокзал.

— Дурацкое заблуждение, — отрезал Илья. — Нам нужно быть рядом с Via Palestro.

— Значит, на завтра у вас намечены планы… — грустно протянул Свиридов.

— Совершенно верно, — мой кавалер умел быть жестким. — Мы именно затем сюда и приехали.

— А я?

Мне стало жаль Николая Павловича. Я оглянулась и подмигнула ему: мол, давай скажи, кто ты на самом деле, прекратим эту глупую конспирацию, и ты без всяких ухищрений отправишься с нами в адвокатскую контору.

Но он лишь коротко мотнул головой, тем самым выразив желание и дальше играть моего коллегу по работе.

— А вы пойдете смотреть Колизей. Это недалеко, всего одна остановка на метро, — настоятельно порекомендовал Илья.

— Но я ведь не знаю итальянского! — Для пущей убедительности Николай Павлович горестно вздохнул.

На это Илья лишь усмехнулся. Усмешка у него вышла довольно зловещей, наподобие той, которая обычно появляется на физиономии киношного бандита перед тем, как он перережет кому-нибудь горло.

Я подумала, что если Илья не сочинил про телефонный разговор следователя, то все это выглядит довольно занятно. Как будто трое актеров разыгрывают между собой ради шутки до оскомины надоевшую им пьесу. Все всё знают, а все равно притворяются. Меня даже разобрало любопытство, как Свиридов выкрутится из сложного положения и навяжется к нам завтра в провожатые. Но он ничего подобного не сделал. Промычал только «ох-хо-хо» и затих на заднем сиденье.

«Наверное, решил оставить разборку на потом», — решила я.

Мы припарковали наш «Фиат» у маленькой гостиницы на Via Marsala, прямо напротив вокзала Termini. Портье любезно предложил нам два номера, а дальше произошло невероятное: когда мы вышли за чемоданами к машине, Илья глянул на почерневшее небо, широко улыбнулся и весело предложил:

— Да ну их к чертям — номера эти! Едем по ночному Риму. Красота необыкновенная!

— Но как же… — засомневался Свиридов, — с дороги ведь. Нужно душ принять, выспаться.

— Смотрите, второй раз не предложу, — нахмурился мой галантный гид. — Или вас уже ничего не привлекает в Риме?

Он нарочито надавил на «уже». И Николаю Павловичу, видимо, расхотелось упрямиться. Его губы вдруг тоже расплылись в улыбке, в глазах блеснула молодецкая искра, он подхватил меня под руку и потащил в машину со словами:

— Да что нам, в самом деле, не пятьдесят же лет! Вперед, друзья, вперед!

* * *

Илья не обманул, ночной Рим предстал перед нами настоящим франтом, приготовившимся покорять сердца падких на привлекательный фасад пастушек. Древние здания с вечерним неоновым макияжем казались сказочными дворцами, голубые колонны устремлялись в черное небо, фонтаны наполнились желто-зеленой волшебной водой, обещающей исцелить путников от физических и душевных недугов.

— Значит, так, — я села на парапет фонтана Треви, — если одну монетку кидаешь, то это на удачу, две — для финансового благополучия, три — чтобы выйти замуж.

Вокруг гудела жизнь ночного города. Туристы наполняли огромную чашу бассейна белыми монетками.

— А четыре? — озадачился Свиридов и присел рядом со мной.

— Эй, кидайте сразу шесть, не ошибетесь, — Илья наблюдал за нами, стоя на ступеньках.

— А вы? Вы не хотите кинуть хотя бы одну монетку? — Николай Павлович ему подмигнул. — Или строите из себя крутого? Не верите в приметы? Ну-ну… — он усмехнулся, всем своим видом показывая, что негоже потешаться над чистой верой человека в чудо, стоя у знаменитого на всю Европу фонтана.

— Между прочим, есть еще одна примета, — мой кавалер сунул руку в карман брюк. — Если искупаться в этой целительной воде, то помолодеешь на несколько десятков лет.

— Слава богу, мне это пока не нужно, — я порывисто вздохнула, ожидая как минимум заверения, что это так.

— Синьорина, вы так прекрасны!

Я подняла глаза. Мне протягивал розу симпатичный негр (ну, если по-европейски, то афроамериканец, а то они обижаются). Он был так мил, что я смутилась.

— Богиня, — он перешел на заговорщицкий шепот и подмигнул Свиридову, как будто тот принимал какое-либо участие в моем появлении на грешной земле.