Он говорил о том, как Леонардо сгибал и разгибал руки и ноги покойников, наблюдая действие сухожилий и мускулов.

Тут уж страх окончательно охватил несчастного гвардейца, он попробовал бежать, но ноги не слушались, точно были чужие… Вообразив, что мертвецы держат его за пятки, гвардеец закричал благим матом и со всего маху грохнулся в канаву, где и заснул богатырским сном…

А наутро он доложил его святейшеству папе, что безбожник Леонардо да Винчи, флорентийский художник, состоявший на службе у проклятых французов, вынимает сердца у покойников.

– Проклятый еретик, – говорил гвардеец, – страшно вымолвить, отдает их чертовой бабушке для ее чертенят… Я сам видел, святой отец, как Леонардо варил похлебку из человеческого жира… То же может подтвердить и Иоганн Зеркальщик… Этот Иоганн, не во гневе будь сказано вашему святейшеству, видел, как Леонардо заставлял плясать мертвецов, а сам играл вместо скрипки на костях…

Лев X задумался, поникнув головой и улыбаясь своею тонкой улыбкой.

– Поди, друг, – сказал он, – я уже слышал…

Конечно, папа ни на одну минуту не мог поверить нелепой сказке о мертвецах, но нехорошо было уже то, что Леонардо давал повод к глупым сплетням в Риме. Нелепая сказка была подхвачена кумушками и разглашена. Рим шептался о колдовстве Винчи. Директор госпиталя струсил не на шутку и решительно отказал художнику выдавать трупы для опытов.

Положение Леонардо в Риме сделалось просто невыносимым. А тут еще единственный покровитель его, кардинал Джулиано Медичи, покинул по семейным делам «вечный город».

Французский король Франциск I, наследовавший престол после Людовика XII, не переставал жалеть о том, что Милан не принадлежит больше Франции. Он считал это герцогство своей неотъемлемой собственностью, неправильно отнятой у него папой и Максимилианом Сфорца. Но вот Венеция и Генуя снова привлекли его в Италию. Он перешел Альпы, окруженный блестящим штатом из лучших и даровитейших людей страны. Тогда короли не имели постоянной резиденции и разъезжали по стране с многочисленным блестящим двором. Около Франциска I толпились дворяне, стремившиеся попасть ко двору, блеск которого и самая личность короля заставляли их покидать свои прадедовские замки. Глаза всех были устремлены на короля; всякий чувствовал свою зависимость от его хорошего мнения и расположения даже в своих частных делах, тем более что король мог лично раздавать столько милостей.

Франциск I одержал победу над Миланом, Пармой и Пьяченцей. Он победил «святого отца» – папу Льва X. Битва была жаркая. На поле брани осталось 16.000 убитых и раненых. Благородный и храбрый победитель Франциск, проходя мимо этой ужасной груды изуродованных тел, воскликнул с глубокой грустью:

– О Боже Великий! Как тяжело, как скорбно видеть, сколько погибло храбрых и славных людей!

У некоторых он замечал, впрочем, признаки жизни и тогда нетерпеливо торопил солдат поскорее унести их для перевязки…

Попав в Милан, Франциск, подобно своему предшественнику Людовику XII, захотел осмотреть город. Прежде всего он посетил монастырь Санта-Мария делле Грацие, где увидел дивное произведение Леонардо. И подобно Людовику, Франциск, обратившись к своим архитекторам и инженерам, горячо сказал:

– Я хочу, чтобы эта картина была во Франции, хотя бы для этого пришлось перевезти всю церковь. Подумайте хорошенько над способами перевозки, а я не поскуплюсь на издержки.

Архитекторы и инженеры не спали ночей, придумывая, как перевезти знаменитую стену, но все было напрасно.

– Всехристианнейший король, – доложили Франциску, – стену перевезти невозможно.

– Невозможно! – воскликнул с сожалением Франциск. – Но если невозможно перевезти картину, то я возьму с собой художника. Он напишет мне другие, столь же гениальные произведения – ведь он все еще числится художником французского короля. Слушай, – обратился он к своему секретарю, – ты сейчас же напишешь письмо к мессеру Леонардо да Винчи и выразишь ему всю нашу благосклонность и непременное желание видеть его в Милане.

Но Леонардо сам рвался из Рима, где жизнь стала для него невыносимой, и до получения королевского приглашения уже снялся с места и почти тайно покинул «вечный город» со своими неизменными учениками Салаино, Мельци, Виланисом и служанкой Матюриной.

Он встретился с королем в Павии.

Винчи в первый раз видел Франциска, и его поразил величественный вид и прекрасная, царственная фигура короля. Открытый, мужественный взгляд темных умных глаз Франциска невольно притягивал к себе, и звучный голос его проникал в самую душу.

Лишь только Леонардо вступил на землю Павии, к нему явились выборные от городских властей. Униженно кланяясь, эти синьоры просили мессера Леонардо придумать поскорее что-нибудь для празднества, устраиваемого в честь короля.

Франциск походил на царственного льва, воплощение благородства и силы… И Леонардо быстро начертил в своей записной книжке царя зверей…

Наступил праздник. Король вышел на городскую площадь. Послышались приветствия, шумные крики, и к Франциску подошел лев-автомат, выдумка Леонардо да Винчи, подошел медленно и важно и раскрыл свое сердце, из которого к ногам Франциска упал букет свежих и белых как снег лилий – цветов, входящих в герб Франции.

Король был очень доволен… Леонардо стоял перед ним в своем черном платье, с длинными седыми волосами, делавшими его похожим на патриарха, и смотрел внимательно и пытливо бледно-голубыми ясными глазами. И под влиянием невольного обаяния Франциск, может быть, первый из государей, не решился сказать Леонардо «ты».

– Мессер Леонардо, – обратился он к нему ласково и почтительно, – надеюсь, что вы будете сопровождать меня в Болонью.

Леонардо не выразил ни удивления, ни радости.

– Если угодно вашему величеству! – сказал он, с достоинством кланяясь королю.

Франциск улыбнулся довольной улыбкой и проговорил, указывая на Леонардо своей свите:

– Это самое лучшее, самое драгоценнейшее наше приобретение в Италии.

Леонардо отправился с французским двором в Болонью, куда должен был приехать Лев X для переговоров о мире.

Опять увидел Леонардо дряблую, изнеженную фигуру римского первосвященника… Но как она изменилась! Теперь это был уже не Лев X, посылавший громы и молнии, сыпавший проклятия и даривший отпущения грехов! Смиренный, заискивающий, папа смотрел на Франциска как на своего милостивого могучего властелина, которого и ненавидел, и боялся. И рядом с ним Франциск казался еще благороднее, прекраснее. Это были две противоположности: один – воплощение высокой доблести и силы, другой – униженной мольбы и слабости; один – весь прямота, другой – лукавство. Франциск знал, какую жалкую роль играл Леонардо при папском дворе, и теперь, желая уколоть Льва X, нарочно обратился особенно почтительно к Леонардо: