Итак, в выходные я залез в интернет, нашел магазин элитного алкоголя и заказал бутылку Appleton Estate Reserve. А в понедельник днём, встретившись с Дрожжиным в туалете, я как бы невзначай сообщил ему, что у меня бутылка, вроде бы, неплохого рома и я размышляю, не распить ли её в один из ближайших вечеров. Дрожжин, который в этот понедельник не страдал от похмелья, поскольку в выходные у его маленького сына поднялась температура, с величайшей заинтересованностью спросил, что за ром и что за повод – ведь я никогда не слыл в отделении любителем алкогольных посиделок. Я что-то наплел про хандру, мрачную погоду и прочую ерунду, ему, конечно, всё это было абсолютно безразлично, он уже прикидывал что-то в голове и спросил: «Слушай, а может в пятницу после работы? Что б ничто, так сказать, не довлело над нами». Я согласился.

С этого началась наша с Дрожжиным «дружба».

Дрожжин оказался не совсем таким, каким виделся мне издалека. То, что я принимал за нагловатость, оказалось напускным. Он был ограниченным, но добродушным человеком. Весьма заурядным любителем уютных кухонных посиделок и грошовой философии, базирующейся на трех цитатах из Омара Хайяма. Любовь к рому и ещё к животным (эта вторая любовь выражалась в том, что он уже несколько раз сводил сына в зоопарк и каждую субботу смотрел передачу «Прекрасные и опасные», где рассказывали о диких зверях) – вот, пожалуй, два самых выдающихся его свойства.

Мне такие люди никогда не были интересны, в тоже время я и не считал никогда, как некоторые, что заурядный мещанин непременно должен вызывать презрение, что на него нужно смотреть так, как смотрят на туристов со своих пьедесталов бронзовые памятники. В конце концов, Дрожжин был своего рода атлантом, одним из многомиллионной армии, которая суммой своих плеч поддерживала повседневность. И если бы не они, повседневность, безусловно, рухнула бы и в одно мгновение чудовищной своей массой придавила бы всех нас. И в образовавшемся паштете уже всё равно нельзя бы было отличить, кто как Данко прокладывал дорогу в светлое будущее, кто читал в оригинале Йетса, а кто в это же самое время болел за ЦСКА.

Подвыпивший Дрожжин охотно болтал со мной про работу, и для меня это было самое главное. Учитывая его словоохотливость мне достаточно было завести тему, а дальше просто кивать и поддакивать, и все, что он знал про «Танит-Групп», террористов, архитектора Лию Галаган, которую он допрашивал, узнавал также и я. Он был похож на водопроводный кран, который даже откручивать не надо – достаточно просто руки поднести, и вода польется сама. Проблема только в том, что к культу Танит весь этот словесный потоп не имел ни малейшего отношения.

И тогда я снова вспомнил о той девушке, чье резюме нашел в Интернете. И написал совершенно идиотское письмо.

«Здравствуйте!

Извините, что вторгаюсь в Ваше личное пространство, хотя мы не знакомы.

Я аспирант Института социальной психологии и изучаю явление корпоративных культур. В данный момент я собираю информацию о корпоративной культуре корпорации «Танит-Групп». Кое-какая официальная информация у меня уже есть, но мне бы хотелось чего-то в меньшей степени рассчитанного на внешнего наблюдателя, хотелось бы «пощупать» культуру «Танит-Групп» изнутри. И мне подумалось, что наиболее непредвзято об этом может рассказать человек, который недавно работал в корпорации, но в данный момент работает в другом месте и может посмотреть на ситуацию и отношения внутри «Танит-Групп» со стороны. Именно поэтому я решил обратиться именно к Вам – нашел в Интернете Ваше резюме и увидел, что у Вас именно такая трудовая биография. Из резюме же я узнал и Ваш адрес. Так что, в моей просьбе нет ничего официального, и вы, конечно, можете отказаться. Но если у Вас найдется немного свободного времени, и Вам не жаль пожертвовать им ради науки, то я был бы Вам безмерно благодарен и был бы рад услышать Ваш рассказ о такой корпоративной культуре «Танит», какой она представилась Вам.

С уважением, Никита Селиверстов».

Мне казалось, что это самое дурацкое письмо из всех, что мне когда-либо приходилось писать. Особенно ужасной мне представлялась фраза о жертве ради науки. Но придумать что-то лучшее у меня не получалось. Я перечитал послание ещё раз десять, при каждом чтении мучительно морщась чуть ли не после каждого предложения. И споткнулся о новую проблему. Ведь мало письмо написать, надо ещё придумать, что указать в теме, иначе она может подумать, что это спам и не открыть моего бреда вовсе! «Вопрос по резюме»? «Просьба чокнутого аспиранта»? Перебрав десяток вариантов, в конце концов, я решил, что даже если она уже не ищет работу, письмо, в теме которого будет ссылка на резюме, она наверняка откроет. Поэтому я озаглавил свой шедевр эпистолярного жанра: «По поводу Вашего резюме». И, пробормотав что-то вроде: «ну, будь что будет», отправил по указанному электронному адресу. Я был почти уверен, что мне никто не ответит. А если даже вдруг она ответит и даст свое согласие, то как мне обойти все те щекотливые моменты, все те капканы, которые я сам себе этим письмом расставил? Во-первых, раз я аспирант, то логичнее всего было бы пригласить её в институт и пообщаться там. Сделать этого я, естественно, не могу – в институте никто обо мне слыхом не слыхивал. В такой ситуации непринужденно бросить охраннику на входе: «Как поживаете, Иван Кузьмич? Девушка со мной» и потом засесть в пустой аудитории вряд ли реально. Во-вторых, что, если она спросит у меня аспирантский билет? И, в-третьих, что я буду мямлить, если она окажется любопытной и попросит поподробнее рассказать о моих исследованиях, о моей научной работе? И хотя сама вероятность её положительного ответа была, по моему убеждению, ничтожно мала, я не мог не думать о том, как странно я буду выглядеть, если она поймет, что я не аспирант. Радует только одно – если она решит, что я маньяк и сдаст меня в полицию, то там-то уж я точно смогу предъявить «правильное» удостоверение…

* * *

– Лия, приезжайте завтра ко мне в офис, я хочу представить вас одному человеку. Думаю, вам будет очень полезно с ним пообщаться-познакомиться. В пять часов вечера вы свободны?

Лия растерялась от неожиданности. За прошедшую неделю она уже и думать забыла о Костроме, во всяком случае никак не ждала, что он ей ни с того ни с сего позвонит.

– Вроде бы… – неуверенно протянула она в трубку и хотела спросить, о каком человеке идет речь, но не успела открыть рот, как снова заговорил Кострома.

– Прекрасно, я пришлю за вами машину. Говорите адрес.

Лия машинально продиктовала адрес и без паузы, чтобы Кострома снова не опередил ее, выпалила: «А что это за человек, с кем вы собираетесь меня знакомить?».

– Человек, у которого есть для вас предложения. Ждите машину в полпятого. До завтра.

И прежде чем Лия успела попрощаться в ответ, в трубке заныли гудки.

* * *

«Нефтеальянс» был самой богатой организацией в стране.

Лия привыкла думать о нефтяниках, как о людях, живущих на широкую ногу. Поэтому она ждала, что небоскреб, принадлежащий властелинам черного золота, как минимум обит изнутри красным бархатом и устлан ковровыми дорожками.