Мексика! Она и не предполагала, что это так. Джинни затаила дыхание. Мексика! А ведь она думала, что находится в Орисабе или Кордове, где небольшие группы южан после Гражданской войны основали свои колонии. Некоторые из них выращивали апельсиновые деревья… «Я совершила полный круг», — сказала она себе, и на глаза ее навернулись слезы. Она вспомнила о том, о чем ей не следовало вспоминать. Она так много раз прощалась с Мексикой и все же вновь вернулась сюда — неужели это судьба?

Ричард придерживал ее за локоть, и Джинни решила не показывать смятения, в которое повергло ее это неожиданное открытие.

— Ты не устала, любимая? Может, пора вернуться домой?

Джинни кивнула, чувствуя слабость. А ведь когда-то, босая и в лохмотьях, она могла без устали проходить много миль; когда-то она плясала часами, растворяясь в музыке, — и не вальсы, лансье и котильоны, а танцы мексиканских крестьян, прямо под открытым небом.

Джинни чувствовала себя при этом совершенно другой женщиной — отчаянной и неистовой, как цыганка, для которой не существовало препятствий. Ей казалось, что она может покорить любого мужчину. Да, тогда она верила в счастливый конец! И тут в ее мозгу промелькнула горькая мысль: «Даже если бы Стив продолжал любить меня или хотя бы желать, теперь уж он точно избавится от этого желания». Стиву нравились красивые, веселые, дерзкие женщины. Однажды он грубо и безжалостно провел ее через все круги ада, чтобы вылечить от пристрастия к опиуму. Ему не нужна слепая жена, и она никогда не захочет, чтобы он узнал о том, что с ней случилось!

Джинни наклонилась к твердой, надежной руке Ричарда, пытаясь представить себе его внешность. Лишь бы не вспоминать о другом: Стив с Соней, Стив с Франческой да Паоли, Стив с Анной Дос Сантос… Нет уж, хватит, она не станет больше изводить себя.

После обеда Ричард, как обычно, вошел в ее комнату и отпустил горничную. Он всегда приходил посмотреть на нее и иногда оставался до тех пор, пока Джинни не засыпала. Он читал ей, рассказывал о путешествиях, массировал ноги, втирая в кожу ароматное масло, после чего она чувствовала прилив бодрости.

Этим вечером она показалась ему беспокойной и в чем-то изменившейся. В ее вопросах звучала тревога:

— Ричард Эвери, почему я не встречала вас прежде? Почему вы наблюдали за мной в подзорную трубу на корабле?

Он неожиданно обрадовался:

— А вы это заметили? Я не только там наблюдал за вами. Однажды в Нассау вы вошли в частное владение и искупались в прелестном бассейне, помните?

Джинни открыла рот от изумления:

— Да! Но…

— Вы не хотите, чтобы я отвечал на другие вопросы? На корабле не было ничего таинственного. Просто я стараюсь избегать любопытной толпы. Когда-то меня назвали отшельником, и это верно. Тогда я провел исследования и писал статью, которую обещал показать своему венскому коллеге. Так что, как видите, я был занят и не хотел, чтобы меня беспокоили. Но вы меня околдовали, сердце мое. Я понял, что вы неотразимы! Вот потому я и кружил возле вас, томясь от любви. И сейчас я счастлив, что нашел вас в том самом кафедральном соборе в страшный день землетрясения.

— Я тоже этому рада и, полагаю, должна поблагодарить вас за столь неусыпный надзор. Но скажите, почему вы называете меня своей женой?

— Потому, что очень хочу, чтобы это было так! — ответил он. — Кроме того, мне пришлось что-то объяснять чиновникам, которые проверяют паспорта и требуют соблюдения формальностей. Проще всего было сказать им, что мы женаты, и в конечном счете я сам почти поверил в это. Но есть еще одно обстоятельство, которое заставляет меня думать, что это действительно так. Когда-нибудь я объясню вам это.

— Я хочу увидеть ваше лицо! — прошептала она. — Тогда, после любых объяснений, я смогу сказать вам…

— Лгал я или нет? — мягко спросил он и поднес ее руку к своим губам. — О, моя дорогая, прислушайтесь к моему голосу, коснитесь лица, тогда вы поймете, какие чувства я испытываю к вам! Вы часто страдали от лжи и обмана, но, клянусь, со мной вам это не угрожает. Я полюбил вас с первого взгляда и даже еще раньше. Мы с вами и знали, и любили друг друга в наших прошлых жизнях и будем любить снова и снова. Вы считаете меня безумцем?

— Нет, — неуверенно проговорила Джинни. — Но вам еще многое предстоит мне объяснить.

Этот человек спас ей жизнь, самозабвенно любил ее и искренно верил в то, что им суждено было встретиться.

В эту ночь он не оставил ее и они предались любви. Он не выпускал ее из объятий, пока она не заснула.

Впоследствии Джинни вспоминала об этой ночи как о переломе в своей беспокойной жизни. Она словно пересекла какую-то невидимую черту, шагнула в поисках спасения в дом и услышала, как за ее спиной захлопнулась дверь. Да, думала Джинни, теперь она в безопасности, и именно Ричард позволил ей испытать это блаженное чувство. Она верила ему, когда он говорил, что она обязательно прозреет. Зачем же она столько металась от одной крайности к другой, от любви к ненависти, от безумного счастья к безысходному горю? Неужели она не могла обойтись без мужчины, с которым постоянно боролась и в ком всегда сомневалась? О, их со Стивом мучительно влекло друг к другу, но в основе их отношений всегда были конфликт, интрига, неопределенность. Они никогда полностью не доверяли друг другу и именно поэтому так часто расставались.

В эти дни Джинни почти не думала о Стиве и не вспоминала прошлое. Ричард слушал ее без ревности и мог объяснить все на свете — даже ее поступки. Когда-то властная и упрямая, теперь Джинни радовалась, что у нее появился такой спутник, как Ричард, мудрый, терпимый, надежный и любящий. Какое счастье, что он влюбился в нее!

Прошлое, такое болезненное и мучительное, почти не тревожило Джинни. Все это потеряло смысл, ибо она была совершенно счастлива.

В один из дней уехала Елена, по ее словам, повидаться с матерью. «Бедная Елена, — подумала Джинни, — у нее нет личной жизни». Она попыталась представить себе ее внешность; как говорил Ричард, она была высокая, худая, с чуть выступающими скулами и бледным лицом. Лорд Тиндэйл был блондином, а его дочь — шатенкой.

— Когда умер твой отец и был ли он счастлив с твоей матерью?

— Что знают об этом дети? Я всегда считал историю их знакомства очень романтичной и думал, что мать полностью посвятила себя мужу. Он стал калекой, упав с лошади за несколько лет до моего рождения.

— Как это ужасно! — вздохнула Джинни, подумав о том, что, может быть, и она останется слепой навсегда.

— Он умер несколько месяцев назад, — коротко сказал Ричард. — Но он болел почти год и знал, что умирает. Я делал все, что мог, чтобы облегчить отцу последние дни.

Джинни показалось, что Ричард чего-то недоговаривает, и она вновь пожалела о том, что не видит его лица.

— А ты любил отца? — спросила она, но, поняв, что совершила бестактность, поспешила добавить: — Наверное, мне не следовало спрашивать об этом, но… мне стыдно, что я оставила отца в Новом Орлеане, когда он был тяжело болен. Я всегда считала, что очень его люблю, но, как оказалось, совсем не знала его. Думаю, он… хотел использовать меня в своих интересах. А потом, когда мне сказали, что он не был моим настоящим…