Он не стал ожидать прибытия кабины лифта и понесся по лестнице на пятый этаж. Задыхаясь, нажал на кнопку звонка. Только теперь он вспомнил, что мог позвонить из машины, и постучал в дверь. Тишина, царившая там, в квартире, сводила его с ума. Соседи тоже безмолвствовали…

Ему казалось, что он звонил и стучал около трех минут, пока, наконец, не звякнула цепочка и послышался звук отпираемых замков. Он отступил на шаг и приготовился схватиться за пушку.

Дверь приоткрылась. В узком просвете он увидел бледное и перекошенное лицо Ирен. Она выдохнула с явным облегчением. Ее волосы были всклокочены, а халат наброшен кое-как.

– С тобой все в порядке? – спросил он, чувствуя себя довольно глупо.

– Ты меня разбудил, – сказала она, хотя не выглядела сонной. Он мог бы поклясться, что еще несколько минут назад с ней происходило что-то страшное. То, о чем не рассказывают никому, даже самым близким людям.

– У тебя кто-то есть?

– Нет, я одна.

– Тогда я могу войти?

– Только без дурацких вопросов! У меня голова раскалывается…

Он прошел мимо нее и почувствовал странный запах. То ли крови, то ли свежего мяса. Все окна в квартире были наглухо закрыты. Он подозрительно осмотрел гостиную и заглянул в спальню.

Как он и думал, кровать была нетронута, зато ковер разрезан каким-то тончайшим инструментом. Линии сливались в очень сложный рисунок, будто сделанный лазерным лучом. Макс был не в состоянии воспринять целиком эту сложнейшую паутину. Возле кровати валялась книга знаменитого русского литератора Эда Лимонова с вырванными страницами.

Ирен опустилась в кресло и закурила длинную дамскую сигарету. Голиков прошел в ванную. Здесь кто-то нарисовал помадой на зеркале несколько непристойных картинок. Очень реалистично и с большим знанием дела. По пути Максим приоткрыл дверь туалета и отшатнулся. Из сливного отверстия раковины торчала человеческая рука со скрюченными и окровавленными пальцами.

Он подавил дрожь и аккуратно закрыл дверь. Удержал кошмар в себе, вернулся в гостиную, распахнул окна и некоторое время смотрел на растущий столбик пепла.

– Что это там, в туалете? – спросил он, стараясь говорить небрежно, как будто речь шла о самых обыденных вещах.

– Клянусь, не знаю. А что та там видел? Похоже, она не шутила. Надо было обладать весьма специфическим чувством юмора, чтобы так шутить.

– Ладно, оставим это. Я только прошу – не отталкивай меня. Кто-то был здесь?

– Я не удивлюсь, если и ты окажешься одним из них…

– Из них?!

– Я же просила…

Он сел на пол рядом с креслом и взял ее за руку.

– Послушай, милая, я хочу тебе помочь.

Ирен смотрела мимо него стеклянными глазами.

– Ты не можешь мне помочь, – сказала она, четко выговаривая каждый слог, словно выносила окончательный приговор.

Макс выругался про себя и забрал у нее из пальцев сигарету. Она апатично опустила руку, утратив способность к сопротивлению.

– Одевайся! – приказал он. – Мы едем обедать.

– Оставь, все это ни к чему.

– Приди в себя! – он рванул ее из кресла и обнял. Даже сквозь ткань халата он ощутил, что ее тело было неестественно холодным. Статуя из размягченного мрамора; тающие кристаллы льда; аморфное время бессмысленных чудес…

Он нашел сифон с содовой и направил струю себе в рот. Легче не стало. Надо было бежать подальше от этой квартиры с ее запахом и чужими призраками. Теряя контроль над собой, он сильно толкнул Ирину к стенному шкафу.

– Одевайся!!

Она сбросила халат и осталась нагой. Сейчас это его не возбуждало. Он увидел на ее теле кровоподтеки, которых не было утром. Протяженные, как следы огромных пальцев… Она надела белье и легкий брючный костюм. «Так-то лучше», – подумал Макс, глядя на то, как она расчесывается. Пока женщина думает о собственной внешности, еще не все потеряно. И тут же он заметил, что некоторые пряди ее густых волос подпалены и завязаны в маленькие узелки…

Он схватил ее за руку и потянул из квартиры. Захлопнул дверь, и они устремились вниз по лестнице. Тесная клетка лифта внушала ему необъяснимое отвращение…

Их провожал звук, от которого Ирине хотелось кричать. Некоторое время она не видела ступеней, и каждый шаг был шагом в пустоту. Сквозь собственное шумное дыхание она слышала, как они запирали изнутри дверь ее квартиры.

Значит, оргия продолжалась без нее.

Клейн позволял себе немного расслабиться только в своем особняке на улице Гоголя. Дому было уже более двухсот лет, и он помнил лучшие времена и знаменательные события. Например, тайные собрания ложи, проходившие в его обширных подвалах, которые воспроизводили символический лабиринт Храма Соломона. Или открытия, совершаемые в сфере духа, и потому незаметные для людей на протяжении двух-трех поколений, но исподволь изменяющие жизнь на Земле.

Об истинном значении и назначении дома знали только Магистры, из коих в живых оставалось всего трое. Отсутствие преемственности Клейн воспринимал трагически, как свидетельство распадающейся связи времен и торжества обезличенной силы – вопреки антропоморфным представлениям о Враге рода человеческого.

Всю свою долгую жизнь Клейн искал доказательство неизбежности грядущих перемен, связующий закон, источник иллюзий, причину катастрофы… Полтора века назад он узнал об Энтропии и думал, что слепцы случайно нашли ответ. Жестокое заблуждение длилось недолго. Клейн заплатил за него жизнями своих невинных детей, юной жены и правым полушарием мозга.

С тех пор он стал недоверчивым и осторожным, как побитый пес. Во время русско-японской войны он отправился в Тибет. Потом были Филиппины, Шанхай, камбоджийские джунгли… Клейн вернулся в Россию в тысяча девятьсот первом и был свидетелем глубочайшего кризиса и распада ложи. Эти годы были отмечены предательством Чинского, нарушением международных связей, смертью некоторых Мастеров и «усыплением» многих активных масонов.

Мировую войну он пережил затворником, делая щедрые пожертвования в пользу армии и флота. После установления конституционной монархии в середине двадцатых Клейн снова отправился в Тибет и оказался в монастыре секты дзог-чен. В иносказательной форме его мистический опыт сводился к следующему. Когда он узрел Существо Света и пожелал узнать, как провести остаток жизни в плотной оболочке, оно определило его как никчемного игрока в куклы.

– Что мне делать? – спросил он, готовый отступить.

– А что ты умеешь делать?

– Ничего. Только следить за злом, когда оно охотится.

– Тогда следи, – сказало Существо Света и исчезло, чтобы больше никогда не появиться вновь.

Все. Это тоже было иллюзией. Клейн долго и едко смеялся над собой и своей трусостью. Он вернулся на родину во второй раз и попытался возродить ложу, но тут как раз наступил недолгий период восстановления абсолютной монархии, совпавший по времени с расцветом Третьего Рейха в Германии. Деятельность лож была под строжайшим запретом во всей центральной и восточной Европе. Клейн чуть было не угодил за решетку, но отделался ссылкой за пределы империи и эмигрировал в Италию, где с пользой провел время, напав на след старой итальянской ложи, у адептов которой он украл тайну мандрагоры.