Впервые — СС-7. С. 117–118. Печ. по СС-7.

94-28. Н.П. Гронскому

Понтайяк, 5/18-го сентября 1928 г. —

двойной цифрой всё сказано [488]

М<акс> Волошин, когда увидел меня в первый раз, сказал: «Двойной свет Возрождения» [489]. Мне было 15 лет, Волошину за тридцать [490]. То же мне сейчас говоришь — ты. Христианка. Невытравимая. Но — до Христа, без Христа. Рассеянный свет христианства. М<ожет> б<ыть> не могу перенести мысли, что Христос уже был, что нечего ждать [491]. (О как бы меня обспорили богословы!) Что БОЛЬШЕЕ — позади. Идти к Христу для меня — физический оборот головы назад, в те поля, в ту Палестину, в было. (Господи, Колюшка, до чего странно: смотри первую строку: «двойной цифрой все сказано», — я об Алином рождении говорила, и вслед — почти слово под словом: «двойной свет Возрождения», без всякой связи. — Переигралось.)

Сегодня подарила Але твоего Уленшпигеля, надпись не уничтожив, а закрыв. На столе лежали две книги в одинаковых обертках — твой Уленшпигель и твой Рильке. Я, думая, что Уленшпигель, раскрываю: Франческа и Паоло — Р<ильке> — Родэн, изумительная вещь [492]. Вот! вот! вот! О как бы меня с Хлоей и Франческой понял Родэн, уже понял, — ее! Она рукой закрывает ему глаза, не то вцепилась в волосы, не то: «не гляди», это — борьба, это — СТРАДАНИЕ. Где тут услада? Не переношу благополучия в любовной любви, очевидно — не переношу брака. Верней, — брак сам не переносит любовной любви, она его разрушает, разрушит. Люблю любовников (и слово и всё) — или уж братьев и сестер (лучше оба в одном) — а не женихов и невест, ибо что же Хлоя как не «невеста», Дафнис — как не «жених». О, ИДИОТЫ!

Невинность? Невинность, когда так любят, что о ПОЛЕ не думают, уничтожают его — объятьем. Франческе все равно, что Паоло друг, а не подруга, для нее Паоло — ЛЮБОВЬ. Для Хлои Дафнис — мужчина.

Понял меня?

Франческа до книги играла в куклы, Хлоя до Дафниса — сказала бы, да… Хлоя Дафниса раз-любила на кусочки, Франческа — того — целиком, ни queue ni tête [493], ОН.

Я говорю сейчас не как христианка, а как монашка, — ТА. Бог Франческу удостоил ада, мог бы и рая, — а куда с Хлоей? Куда с телом? В землю, гний. Хлоя, понимаешь, неодушевленный предмет. Если это природа, я за против-природу

…Мне синь небес и глаз любимых синь

Слепят глаза. Поэт, не будь в обиде,

Что времени им нету на латынь.

Любовницы читают ли, Овидий?

Твои — тебя читали ль? Не отринь

Наперсницу своих же Героинь. [494]

Я — 20-ти лет. Предшествующая строка:

«Нечитанное мною Ars Amandi [495].

Мне синь небес…»

Всего сонета не помню. Я́ — сонет, а? Да, потому что — Овидию. Ко́люшка, я не пишу сонетов и баллад не потому что я их не могу писать, а потому что отродясь могу, и отродясь можа́ — НЕ ХОЧУ. — Хороший был сонет. Ars amandi так и не читала, удовлетворилась однострочным признанием. Думаю, грубая книга. Если уж до чистки зубов… Вроде Моисеева Второкнижия (?) [496] — где всё предусмотрено. Название хорошее, им и пленилась.

Помню, читала эти стихи старику на 55 лет старше меня, мне — 20 л<ет>, ему 75 л<ет> — КАК СЛУШАЛ! Мариус Петипа́, актер, в 75 л<ет> игравший Сирано [497].

Итак, мы с тобой и здесь встретились, — твои 20 л<ет> — с моими! Я не твое лучшее я, а твое да́льшее я.

Алин день рождения. Сияет. Я ее недавно остригла — теперь как я — очень хорошо. Очень похорошела, похудела и выросла. Волосы золотые, — как у меня когда-то.

С утра получила Уленшпигеля, потом басский бэрет, потом целый ряд писем и открыток, потом Мур преподнес вино — а потом пирог (с абрикосами) прощальный дар Нат<алии> Матв<еевны>, а совсем потом, к<оторо>го еще не было — Мозжухин (не терплю!) в «Le Président» [498], в Ройяне, куда идем после ужина пешком. Аля очень хорошая девочка, вам с ней нужно помириться.

Дружочек, просьба! Пиши разборчивее, я ровно трети не понимаю, просто не знаю о чем речь. Другая, отвыкай на ты (и себя прошу) и от Марина отвыкай, та свобода кончилась.

Сентябрь застыл в синеве. Это уж не погода, а душевное состояние. Чище сентября не запомню — и не увижу. Но с твоим неприездом я уже примирилась:

— Линии мало,

Мало талану —

Позолоти! [499]

Это ведь настоящие слова — мне — цыганки (в грозу). Вот ты хотел позолотить — не сбылось. Твой неприезд — моя судьба, а не твоя.

Спасибо за собак. Трогательно. Только не вздумай дарить ему собачки, ему можно только растительное. Я когда-то подарила ему живой лавр — чудесное деревце, он его любил.

Я тебя люблю за то, что ты сам — терн и лавр, что мне с тобой в любую сторону просторно.

Пожелай мне благополучного отъезда, у нас столько поколотого и треснутого, безумно боюсь метаморфозы хозяйки-Пенелопы в фурию.

Ты конечно был за праздничным столом.

                             М.

Впервые — Несколько ударов сердца. С. 130–132. Печ. по тексту первой публикации.

95-28. С.Я. Эфрону

<В Медон>

Понтайяк, 19-го сентября 1928 г.

Дорогой Лёвинька, купила от Вас Але Шатобриана «Mémoires d’Outre-Tombe» [500] — не бойтесь, просто писал в старости воспоминания о Вандее, эмиграции и Наполеоне. Новатор в искусстве — нет, не могу, в моих устах — фальшь — проще: зачинатель эпохи в литературе и контрреволюционер в жизни, люблю это соединение. Книга выдержек (мемуаров — 6 огромных томов) — как раз для Али. Она такие книги любит, читает с увлечением и, попутно, учится. Одобряете выбор? Издание «Adolescence Catholigue» [501].

Лёвинька, очередные карточки — воскресные — возили Н<аталью> М<атвеевну> на